В конце XIX века в селе Ижевское Рязанской губернии поселились три родных брата – Петр, Иосиф и Кузьма Лисаковы. Поставили дома рядышком, на одной улице. В 1895 году у Ивана, сына Иосифа, родилась дочь Анна. Спустя три года в семье Алексия, сына Петра, родилась Матрона. Детство и юность у девочек проходили одинаково. Они окончили четыре класса церковно-приходской школы с похвальными грамотами. Вместе с родственниками в детстве ходили пешком в Киев, Иерусалим, Дивеево. Сестры рассказывали, что Иерусалим близко: дойдешь до Черного моря, а там – совсем рядом. Эти паломничества к святыням христианского мира во многом повлияли впоследствии на их решение послужить Христу в монашеской обители.

В 1916 году Матрона и Анна поступили в Серафимо-Дивеевский монастырь. До Дивеева добирались пешком через Копаново, Ерахтур и Кадом.

Основное послушание Матрона проходила в канцелярии, выполняла обязанности письмоводительницы. Вместе с Анной была занята и на других послушаниях – садово-огородном, швейном, просфорном и свечном, на скотном дворе. Навыки, полученные в монастыре, пригодились сестрам в будущем; они умели печь просфоры, готовить постные блюда, стегать ватные одеяла, шить одежду на швейных машинах и на руках, вязать.

Матрона была одета в монастыре в камилавку, а Анна – в связочку, она говорила, что камилавки не удостоилась.

Незаметно в обители преподобного Серафима в молитвах, посте и послушании пролетели самые лучшие годы. Наступил сентябрь 1927 года, последняя вечерняя служба на Рождество Пресвятой Богородицы. Сбылось пророчество Серафима: «Придет время, и мои сиротки в Рождественские ворота посыпятся, как горох».

После разгона монастыря около года сестры Лисаковы проживали около Дивеевского монастыря в селах Канерга и Автодеево. К концу 1928 года они вернулись на родину, в село Ижевское, и поселились у родителей. После тринадцатилетнего перерыва Анна и Матрона вновь оказались в родном селе. Только теперь уже не было в нем того радостного и веселящего душу настроя, подобного свежему и ласковому майскому ветерку, вдохновляющему на труд, как раньше, в детстве. Казалось бы, также светило солнце, наступала зима и приходило лето, трудились на разных работах поселяне. Но ощущался какой-то надлом, было что-то невозвратно потерянное, попранное и оскорбленное.

31 мая 1931 года сестры Лисаковы были арестованы. Проходили они по одному делу, по статье 58-10 УК РСФСР. 28 июня 1931 года «тройкой» была определена мера наказания: три года лишения свободы в исправительно-трудовой колонии.

Тюремный путь сестры прошли вместе, сначала их ожидала Самарская тюрьма, потом Новосибирская, Кемеровская, а затем Прокопьевск. По их воспоминаниям, Самарская тюрьма была самая страшная. Их камеру всегда закрывали на засов, и Анна очень переживала по этому поводу, а инокиня Матрона ее успокаивала и говорила, что под замок только хороший товар закрывают.

Когда их гнали по этапу в Сибирь, была уже зима. Ехали в неотапливаемых вагонах-телятниках. На каждой станции ночью производили обязательный обыск. Осужденных выстраивали в две шеренги: в одну ставили голых мужчин, а напротив – в нижних рубашках женщин. И так до самого Новосибирска. Среди осужденных были и невинные люди, и уголовники, и шпана, но к матушкам все относились с уважением. В ссылке их сначала определили на лесоповал, а потом в Прокопьевске – в прачечную стирать белье осужденным. Женщины работали наравне с мужчинами, на отдых давали два-три часа.

В ссылке матушки познакомились с игуменом Филаретом (Пряхиным), впоследствии священномученником. До ареста он служил в селе Срезнево Шиловского района Рязанской области. Арестовали его в тот же день и год, что и сестер Лисаковых, за активную проповедническую и религиозную деятельность и осудили на пять лет заключения в концлагере.

По окончании срока в 1933 году инокиня Матрона и послушница Анна со справками «взята неповинно» вернулись из ссылки на родину в село Ижевское. Родственники отделили Анне комнату с одним окном и с отдельным входом, а остальную часть дома со временем продали. Комната у нее была маленькая, обстановка очень скромная: кровать, стол, табуретка и печка. В переднем углу находились иконы, и всегда перед ними горела лампадка. Были у нее книги на церковнославянском языке, толстые, с деревянными обложками. Она каждый день читала их, но не подряд, а по закладкам и обязательно с четками.

В келье инокини Матроны также всегда горела лампада перед святыми образами. Среди икон особо выделялась написанная дивеевской иконописицей Агашей икона с изображением усекновенной главы Иоанна Крестителя. В доме были также церковные книги, по которым она выполняла свое правило с четками.

Сестры вместе ходили пешком через село Санское в село Срезнево за советом к игумену Филарету по поводу вступления в колхоз. Игумен Филарет освободился к тому времени из ссылки. Он им сказал: «Все идут в колхоз, а вы не ходите – и так проживете». Матушки устроились работать в сельскую швейную мастерскую и проработали там до пенсии. В мирное время шили одеяла, а когда в 1941 году началась война, то швейная перешла на шитье обмундирования для фронта: гимнастерки, перчатки, вещмешки, палатки.

В войну на руках инокини Матроны остались больная мать, престарелая тетя и четверо племянников в возрасте от шести до тринадцати лет. Чтобы всех прокормить, матушка держала корову, кроликов и огород. Сама косила сено для коровы, а дети помогали убирать. Возили сено на телеге без лошади с лугов домой: она – впереди, а четверо детей – по углам телеги. Один раз возвращались домой, когда уже смеркалось, навстречу шел какой-то мужчина, остановился и говорит: «Не пойму – лошади нет, а телега едет». Матушку с детьми под сеном не было видно. Дети помогали инокине Матроне шить обмундирование для фронта: старшие выполняли операции посложнее, а младшей Антонине давали завязывать узлы, а потом доверили пришивать завязки вместо пуговиц. Все дети были при деле: кто в огороде, кто на кухне, кто ухаживал за бабушками, кто за скотиной. Еще матушка с детьми ходила к реке Оке за шиповником; его сушили, а потом сдавали, чтобы выручить деньги на пропитание.

После войны в швейной опять перешли на пошив одеял. Сестры Лисаковы и дома работали: Анна вязала, а мать Матрона пряла веретеном на прялке, ткала половики и пояса, привлекала к этим работам детей. В свободное от работы время сестры не забывали о молитве, молились дома и ночью, собирались по домам у верующих на службу. Все посты и праздники соблюдали по уставу Дивеевского монастыря.

В селе Ижевское в то время работал только один деревянный храм в честь святителя Тимофея, епископа Прусского, при кладбище на улице Красной. Сестры не только ходили на службу, но и помогали храму. Инокиня Матрона пекла просфоры, ей в этом часто помогала крестница Антонина, дочь брата Ивана, но самую ответственную работу по нанесению печати на просфоры она делала сама. Анна изготавливала восковые свечи для храма, почти до самой кончины читала псалтырь по усопшим, денег никогда не брала за это, но ей всегда собирали узелок с продуктами на помин.

8 апреля 1961 года в Великую Субботу произошло происшествие, после которого Тимофеевскую церковь закрыли. Стояла теплая солнечная погода, люди на улице ожидали освящения куличей и яиц. Священник Андрей Никандров в это время крестил дочь крестницы инокини Матроны – Татьяну. Вдруг внезапно налетел ураган и пошел сильный дождь, народ забежал в церковь. От порыва ветра в храме закачалось паникадило, купол на храме пошатнулся и упал, но никто из прихожан, по милости Божией, не пострадал.

Власти сразу же закрыли церковь. После этого пришлось ходить на службу в храм Александра Невского в соседнее село Зыкеево. Позже и там закрыли церковь, сестры стали каждое воскресение ездить на службу в Вознесенский храм города Спасск-Рязанский.

Мать Матрона помогала воспитывать дочь своей крестницы Татьяну, пока она была маленькой. На зимнее время после праздника Покрова ее отвозили на «кукурузнике» в Турлатово, а в конце апреля с маленькой Таней она возвращалась в Ижевское, чтобы помочь семье брата на огороде.

Матушка была всесторонне развита и начитана, с ней было очень интересно общаться. Татьяна, с которой она сидела, вспоминает: «Когда я была маленькая, то матушка со мной занималась: учила шить (у меня уже с 4-х лет была своя иголка, и я шила для кукол наряды), вязать, вышивать. Читала мне детские книжки, рассказывала про жизнь святых. Каждый день мы с ней наблюдали за погодой и вели календарь, рисовали природу. Учила она меня и молитвам. В пост матушка готовила для себя отдельно простую постную пищу, но эта пища была намного вкуснее обычной, и я всегда с ней любила кушать. Она готовила картофельные котлеты с грибным соусом; картошку, запеченную с луком; тюльку, тушеную с овощами».

Когда мать Матрона жила в Турлатово, она ездила на службу в Рязань в собор Бориса и Глеба или в храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость»; в то время только эти два храма и были действующие в Рязани. Но в соборе Бориса и Глеба ей больше нравилось, так как один из иконостасов был привезен из закрытого храма села Ижевское. Этот иконостас напоминал ей родину. Нередко матушке приходилось ночевать при храме, чтобы попасть на литургию.

Инокиня Матрона любила, когда служил священник Виктор Шиповальников. Думается, что не случайно произошла встреча этих людей, и отец Виктор познакомился с живой свидетельницей жизни Дивеевского монастыря. Спустя несколько лет именно ему были поручены на хранение дивеевские святыни – икона «Умиление», перед которой скончался преподобный Серафим Саровский, прижизненный портрет и вещи святого старца.

С 1968 года, когда Татиана пошла во второй класс, мать Матрона постоянно стала жить в селе Ижевское с братом и снохой. В 1970 году племянник Николай возил ее на два дня в Троице-Сергиеву лавру, и это паломничество произвело на нее большое впечатление.

«Баб Мотя», так ласково звали ее домашние, была высокого роста, стройная, худенькая. В старости ходила с палочкой. Голос у нее был звонкий. Если кто ее пытался обидеть, то она этому человеку падала в ножки и просила простить ее Христа ради. И обидчик сразу менял гнев на милость, раскаивался в своем поступке. Матушка всегда говорила, что надо врагов своих любить. Она была простая в общении и добродушная.

1 ноября 1976 года инокиня Матрона, не дожив до своего 78-летия всего 20 дней, мирно отошла ко Господу и похоронена была в монашеском облачении на сельском Покровском кладбище.

«Баб Анюта», как называли ее родные, была среднего роста, худенькая, к старости уже сгорбленная и ходила с палочкой. Голос у нее был с хрипотцой. Взрослые называли ее всегда уважительно Анной Ивановной. У матушки жила племянница в Таганроге; она присылала ей посылки с гостинцами, которые «баб Анюта» раздавала малышам. Она тоже всегда была простая в общении и добродушная.

Послушница Анна умерла в 1991 году в возрасте 96. Точная дата кончины не известна, но можно предположить, что Анна Ивановна знала уже о возрождении церковной, а может, и монашеской жизни в Дивееве. Ее тоже похоронили на Покровском кладбище, рядом с инокиней Матроной.

Инокине Матроне и послушнице Анне удалось стяжать и сохранить благодать Божию в своих сердцах, тщательно сберегая ее под натиском злых бурь и ветров искушений. Свидетельством этому – их простая, смиренная жизнь. Не искали сестры счастья в земном бытии, не желали богатства и телесного комфорта, но стремились всегда к Отечеству Небесному, к любимому Господу. Многие не понимали их, кое-кто завидовал, а некоторые открыто гнали или лукаво строили им козни. Но любовь Божия, так дивно разлившаяся в сердцах сестер Лисаковых, не переставала хранить их на всех жизненных путях, придавала им силы во всяком благом деле и начинании. Не переставая любить Господа и ближнего, инокиня Матрона и послушница Анна явили собой яркий пример исповедничества своей веры во Христа и показали образ подражания Ему. Их праведная жизнь во Христе – поистине драгоценная частица в общей сокровищнице того необъятного и непостижимого подвига исповедничества, который показали наши соотечественники в XX столетии.

Протоиерей Георгий Марков, г. Рязань