Войти внутрь себя и найти покой
Как-то мне довелось принимать исповедь одной русской женщины, знаменитой писательницы. Она была чем-то расстроена, и я ей сказал, что если наш ум рассеян и носится, словно бабочка, туда-сюда, то мы никогда не найдем покоя от находящих скорбей. «Знаете, ‒ ответила она, ‒ точно то же самое мне сказал один пожилой священник в России. Он перекрестил мою голову после исповеди и добавил: “Неразумная, войди внутрь себя ‒ и найдешь покой”». Услышав эти слова от нее, я удивился простоте и глубине слов священника. Действительно, до тех пор, пока наш ум не войдет в сердце, мы всегда будем невнимательными, обуреваемыми всякими напастями, сверхчувствительными и думающими, что нас никто не любит и все враждуют против нас.
В Ветхом Завете мы находим различные ответы на вопрос: «Что есть человек?» Но иногда о человеке говорится как о существе, имеющим глубокое сердце, которое, стремясь к истине, все время ищет подлинного знания и чувства Бога. Без духовного чувства Бога в глубине своего сердца человек остается безутешным, а, не имея радости, мира и утешения, никто из нас не способен послужить Богу как должно.
В одном из посланий святого апостола Павла есть такие слова: Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих! Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше. Скорбим ли мы, скорбим для вашего утешения и спасения которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим. И надежда наша о вас тверда. Утешаемся ли, утешаемся для вашего утешения и спасения, зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешения (2Кор. 1, 3-6). В этом замечательном отрывке многократно употребляется слово «утешение», и это не случайно, так как без благодатной радости и мира мы не можем жить духовно. Не имея Божественного утешения, мы неизбежно впадаем в пересуды, в осуждение окружающих, в ропот и недовольство. Нам тогда начинает не нравиться, как приготовлен обед или как поет хор и так далее. Но если мы заняты своим сердцем, стараясь познать и почувствовать в себе Бога, то тогда у нас просто не будет времени на все перечисленное выше. Более того, даже то, что является действительно негативным, затмится позитивной энергией жизни духовной.
У занятого своим сердцем нет времени ни на что другое, он отстраняется даже от разговоров с окружающими. Делает он это, конечно, не по презрению и не по гордости, а только потому, что всецело поглощен драгоценным внутренним деланием, видя в нем смысл и назначение человеческой жизни. Так каждому из нас должно войти внутрь, заняться собой, и тогда все остальное приложится. Именно в этом заключается учение и традиция исихазма, к которому призваны монахи и вообще все христиане. В основание нашего монастыря положена именно эта традиция, основными элементами которой, по мысли отца Софрония, являются Божественная литургия и Иисусова молитва. И та и другая помогают нам стяжать молитву, творимую в глубине сердечной.
Враг стремится отвлечь внимание ума на предметы видимого мира, на страсти, чтобы мы жили как неразумные язычники, не знающие Бога. Но подлинный исихаст постоянно заключает свою мысль в пределах ума и тела, так как человеческое тело не является чем-то злым и отвратительным, напротив, оно сотворено быть храмом Божиим. Нам просто надо избавиться от овладевшего нами плотского мудрования и приготовиться к встрече Господа. Что такое человек, ‒ вопрошает святой Иов Бога, ‒ что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое? Что такое человек, зачем он Тебе? (Иов. 7, 17). И Бог говорит: Мое имя будет на нем (3Цар. 8, 29), и буду жить среди сынов Израилевых и не оставлю народа Моего (3 Цар. 6,13). Вот чего желает Господь, и потому нам надо совлечься плотского разума, чтобы Бог посетил и воззрел на наше сердце. Хотя, конечно, совсем нелегко удерживать ум в сердце, чтобы он пребывал там неисходно. Более того, это и невозможно сделать, если тому не научит Сам Дух Божий.
Когда мы, пребывая умом в сердце, устремлены к Богу всем существом, тогда мы начинаем видеть, насколько глубоким является сердце. Процесс сосредоточения болезнен, но он приводит к зарождению в нас теплоты, и тогда ум, следуя в глубь сердечную и проходя, по слову Господа, чрез огненное крещение и очищение, начинает жить как должно. Человек вновь обретает способность управлять самим собой и всецело устремляться к Богу.
По словам святителя Григория Паламы, ум наш совершает троякое движение. Во-первых, вследствие первородного греха, вкушая от древа познания добра и зла, он обращен и прилеплен к миру сему. Второе движение ума состоит в возвращении от мира в сердце, являющееся центром личности человека. И наконец, когда ум утвердится в сердце благодатью Божией и человек начинает вполне владеть собственной природой, тогда происходит третье движение ‒ всем существом человек устремляется к Богу, своему Искупителю, чудесно приведшему в гармонию силы его души.
Цель подвигов христианина ‒ возвращение сердца в первозданное состояние. Должно освободить сердце от толстого слоя грязи страстей, так чтобы ум мог найти его. Что бы мы ни делали по послушанию Церкви, как бы ни трудились ради нее, все должно способствовать раскрытию сердца. Великую помощь оказывает в этом чтение Священного Писания; достаточно хранить в уме лишь несколько слов, вдохновленных Святым Духом, чтобы в нас затеплилась искра, при свете которой мы начнем понимать сокровенный смысл этих слов, и тогда ум обратится к сердцу. Впрочем, ведущим в глубины сердца царским путем является послушание. Им мы распинаем свой ум и отвергаем человеческую опору, вверяясь всецело Богу и Его слову, Его заповедям. Если мы шествуем этим путем, то начинаем понимать премудрость и силу Того, Кто воздвигает даже мертвых к жизни.
Хочется подчеркнуть особо, что только чрез послушание происходит передача живой традиции, не чрез дисциплину. Дисциплина и самоконтроль относятся к области падшей человеческой природы и имеют ограниченное значение, мы же ищем не что иное, как новое рождение от Духа чрез веру и истинное послушание. Дисциплина полезна как практическая организация жизни, но она не может раскрыть сердце. Для духовной жизни по воле Божией, для претворения земной жизни в Божественную литургию необходимо послушание. Как бы мы ни были мудры или сильны, без послушания мы остаемся беспомощными и неспособными помочь другим. Если основываться лишь на дисциплине, то очевидно, что сильные смогут выполнить ее требования, а слабые нет, и потому настоящая цель общежития не достигается. Но если мы живем послушанием, тогда дух наш будет смиренным, и тогда даже самые слабые будут соединены со всем Телом и жить согласно Божественному замыслу о каждом из нас. Послушанием каждый из нас находит свое место в едином Теле, и кто послушанием распинает свое мудрование, тот обрящет сердце. Может, ты и не самый великий сосуд, но ты будешь преисполнен с избытком. Не всем дано быть исихастами, но каждый может быть послушным и единым с Телом Церкви, единым с Главой этого Тела ‒ со Христом.
Другим способом раскрытия сердца является переживание чувства стыда, в особенности во время таинства исповеди. Часто бывает, что, исповедав грехи со стыдом, мы после этого вместо стыда ощущаем светлую, мирную свободу. Ум становится возвышенным, освобожденным, молитва течет сама собой, радостно, сердце бывает чутким и нежным, чего не обретешь даже часами плача в уединенной келии. И все это даруется за какое-то мгновение исповеди! Христос ‒ Глава Тела Церкви ‒ претерпел позор на кресте, и когда мы терпим хоть какую-то долю позора и стыда ради Него, Он роднит нас со Своим Духом и посещает благодатью, которая расширяет сердце. Да расширится сердце ваше! (2 Кор. 6, 11) ‒ восклицает апостол Павел.
О, как мы нуждаемся в таком расширении, распространении сердца нашего, которое есть плод креста и воскресения. Нам надо соединиться со страждущей Главой и тем постичь тайну креста, восприняв всестороннее расширение своего сердца и в широту, и в долготу, и в высоту, и в глубину, как пишет апостол в Послании к Ефесянам (Еф. 3, 18). Во время таких духовных бесед, какую мы имеем сегодня, всем нам подается обильная благодать, потому что мы ‒ члены Тела Христова. Христос невидимо пребывает с нами, и Его присутствие сообщает благодать. На самом-то деле не так уж и важно, о чем наша беседа, главное, что благодатное присутствие Господа ощутимо нами.
Итак, стыд, который мы терпим на исповеди, есть шествие путем Христовым, так как стыд раскрывает сердце. Хоть и в поругании было вознесено на крест тело Христово, но в нем обитала полнота Его Божества и светоносная слава. И потому, когда мы терпим самое ничтожное унижение ради Него, Он признает нас Своими, сродными Его Духу, и сообщает свет и утешение величайшего Духа Утешителя.
Православные христиане принимают страдания как драгоценный дар, потому что, только страдая, мы можем быть причастными Главе, Тело Которого и по сей день страдает в сем мире. Более того, если сердце не болезнует, оно остывает и становится заживо погребенным в груди. (Еще будучи рясофорным монахом, я посетил монастырь Филофей на Святой Горе Афон, и там один молодой монах, сияющий благодатью, сказал мне: «Мы счастливы, если наше сердце болит»). Воистину, такая боль поставляет нас на путь Христов, именно ею Господь очищает сердце. Отец Софроний говорил, что мы остаемся непричастными Божественной литургии, если, пребывая в храме, не имеем при том и болезнующего сердца. Православному христианину свойственно принимать духовную боль посредством личного аскетического подвига и смирения, рождающегося при правильном прохождении таинства покаяния. Но бывает, что даже такие усилия не приводят к раскрытию сердца, и тогда Бог помогает нам тем, что попускает болезням, клеветам, гонениям сокрушить нас, как это видно из житий святых. Испытания помогают войти в глубокое сердце и уже после всегда хранить его теплым, болезнующим.
Внимательно читая книги отца Софрония, начинаешь понимать, что он считает исихазм, т.е. неустанное стремление «войти внутрь и найти покой», необходимым условием и верного совершения Божественной литургии, и духовнического служения, и настоящего понимания слов Священного Писания. Только трудящийся над своим собственным сердцем духовник может сообщать пасомым возрождающую их благодать. Люди именуют нас, священников, отцами, но таковы ли мы на самом деле? Обновляет ли наше слово людей, рождает ли их к духовной жизни? Если да, то мы, действительно, можем называться отцами, если нет, то мы напрасно носим это имя. Только когда мы нисходим вниз, к основанию перевернутой Божественной пирамиды, ко Христу, нам становятся родными Его святые слова, которые мы читаем в Писании, которые возглашаются с вершины этой опрокинутой пирамиды. Таким образом, до тех пор, пока мы не распнем ум на кресте евангельских заповедей и не войдем в глубь своего сердца, мы не сможем как должно переживать Божественную литургию, ни помогать обращающимся к нам людям, ни разуметь вполне слово Божие, и тогда цель дарованной нам жизни останется недостигнутой.
Мне хотелось бы прочесть вам выдержку из письма святителя Григория Паламы к монахине Ксении, в котором он излагает основы исихазма. (Надо сказать, что не обрати нашего внимания и не растолкуй этих слов отец Софроний, я никогда бы не понял их глубокого смысла. Часто случалось, что отец Софроний высказывал какую-то мысль, и позже, встречая то же самое у святых отцов, мы удивлялись, что они выражали именно то, что мы уже слышали и приняли от нашего отца. Данный фрагмент важен тем, что в нем святой Григорий Палама в полноте выражает то учение о личности, об ипостаси человеческой, которое мы находим и у отца Софрония.) «Когда наступит день и взойдет утренняя звезда в сердцах наших, тогда истинный человек, т.е. ум, четверократно расширенный, исходит на свое истинное делание, восходя по светлому пути, ведущему к высотам вечности. (По объяснению отца Софрония, истинный человек здесь тот, кто совершает покаяние не на душевном, психологическом, уровне, а на онтологическом, духовном). Во свете этом ум, еще причастный и привязанный к веществу, а может, уже и отделенный от него, что зависит от достигнутого им уровня чудесно созерцает сверхкосмическую реальность. Не обладая точным и верным знанием ни о вещах чувственных, если они не находятся прямо пред ним, ни о превосходящей его духовной реальности, человеческому уму свойственно заблуждаться, словно слепому, но не на крыльях фантазии воспаряет он ныне. Ум возносится истинно неизреченною силою Духа, видя невидимое и непостижимо слыша неизреченные слова, которые невозможно и пересказать. Объятый этим чудом, он и после сего пребывает подобным ангельским ликам, став земным ангелом Божиим. В самом себе он возводит весь тварный мир к Богу, ибо он в той мере, в какой стал подобен своему Первообразу, объемлет ныне и мир, и Творца всего мира»*.
Этот фрагмент напоминает нам главу о видении нетварного света из книги отца Софрония «Видеть Бога как Он есть», в которой говорится об обретении человеком подобия Богу и о пути, ведущем к этой цели, т. е. об исихазме. Созерцание нетварного света, по его словам, приводит к тому, что чудесный цветок ‒ личность, ипостась человека ‒ раскрывается в полноте. Просвещаемый этим светом и раскрывающий необъятно широко свое сердце человек приносит Богу в молитве все творение. Как видите, у святителя Григория мы находим учение о личности, которое так вдохновенно нам излагал и отец Софроний, желая, чтоб мы усвоили его. Он помогал нам научиться сходить в глубину своего сердца, имея ум распятым безумием Креста Христова и сердце сокрушенным пламенным покаянием, чтобы мы сподобились воспринять и утешение Христово. Делая выговор или наставление, утешая или разъясняя нам сей путь, он хотел, чтобы мы с радостью следовали им. Он прекрасно знал, что мы не способны выполнять то, что требуется от нас, ни вести эту сложную брань, если будем лишены Божественного утешения.
О страдании и утешении отец Софроний писал в своих письмах ко многим людям, например, отцу Борису (Старку) и его супруге матушке Наталии. Вернувшись в Россию из Франции в 1952 году, семья Старков столкнулась с тяжелой политической ситуацией. Их возвращение на родину отец Софроний сравнивал с восходом на гору подвига, трудного, но важного и необходимого для обретения большего познания, для большего морального, вернее, духовного, права общаться с изнемогающими в трудах и скорбях. «Неловко звучат слова утешения в устах того, кто сам не переживал скорби или сам не трудился до пота и даже до крови. А когда этот опыт есть, то чем богаче этот опыт, тем более действенно слово. И священнику это нужнее, чем кому бы то ни было. Т.е. знать жизнь до глубин ада. Знать, конечно, и воскресение. Иначе все бессмысленно»**.
Смысл этих слов отца Софрония в том, что если наше сердце не сострадает ближнему, то мы не можем и утешить его. Живительные слова, и такие важные для священников. Оказывается, чем глубже опыт наших переживаний, тем вдохновеннее слово. Познавая жизнь Христа во всем ее объеме, во всей глубине даже до бездн ада, мы чрез Его воскресение обретаем полноту ведения, и тогда наше пастырское служение становится преисполненным смысла, плодоносным.
Следующим способом найти глубокое сердце является безропотное перенесение замечаний и укорений от старца. По преимуществу в этом-то и заключается распятие своего ума и воли. Покоряясь, мы освобождаемся от самочиния, лжеподвигов и мечтательности. Если в нас живет сыновнее доверие к старцу, мы с благодарностью примем выговор. Если же из-за малого замечания мы готовы отвернуться от старцев и стать независимыми, то тем самым мы встаем на путь, на котором никогда не сподобимся истинного утешения и не найдем глубокого сердца. Более того, без веры и доверия старцу невозможно быть совершенным членом Тела Христова, лицемерное послушание по внешности не приносит настоящей пользы. Если мы ищем духовного обновления, то без сердечной боли и скорби не обойтись.
Также необходимо подчеркнуть великое значение устоев и традиций, утвержденных в Духе Святом и Самим Духом Святым. Необходимо чтить их своей жизнью и избегать ставить падшее мудрование превыше традиции. Безразличие к Духу Святому есть самая распространенная причина застоя в духовной жизни, которая приводит к неспособности принять традицию. Нам нельзя оставаться в пределах падшего разума. Церковь призывает нас утвердиться на незыблемом основании, чтобы ум пребывал в должном устроении. Мы же вместо этого часто угрызаем, истребляем и даже «съедаем» друг друга, как говорит апостол Павел (Гал. 5, 15). Говоря о духовном совершенстве, преподобный Иоанн Лествичник различает степени преуспеяния монахов в зависимости от того, как они переносят оскорбления и порицания. Заметьте, такой критерий не имеет никакого отношения к так называемому образцовому благообразному поведению, молитвенным правилам или поклонам. Разумеется, все это хорошо, однако проверяется наше устроение посредством укорений. Если мы приходим в ярость от малейшего замечания, то очевидно, что труды наши бесплодны. Мы часто упускаем из виду ценность доверия. Отец Софроний подчеркивал, что духовники редко решаются испытывать кого бы то ни было, потому что хорошо знают собственную немощь и боятся проявлять чрезмерное дерзновение. Тем не менее, некоторые из них обладают даром рассуждения и способны вести своих духовных чад вплоть до самого порога смерти. Разумеется, они не собираются довести учеников до смерти, но стремятся им помочь умертвить греховные привычки ветхого человека, чтобы они обновились и стали сынами Божиими. Зная о такой великой пользе строгого слова, будем стараться принять его сразу, в молчании, не потопляя его потоком ответных слов и самооправданием.
Я желаю подчеркнуть исключительную важность этого принципа. Если церковным установлениям не оказывается должное уважение и любовь, тогда учение Церкви, столь прекрасно выраженное в писаниях святого Силуана и отца Софрония, останется недоступным для нас. Нам не удастся ни усвоить, ни передать его последующим поколениям. В таком случае мы останемся лишь группкой приятных людей, которые попустили традиции истинной жизни умереть вместе с ними. Бог да избавит нас от этой беды! Ведь путь-то уже пройден, основания положены, ничего не надо изобретать. Простите меня, что я дерзаю так говорить, но нет ничего невозможного для того, кто имеет желание следовать путем традиции, принимая все, что неложно поставляет нас на путь Христов, который также есть и путь наших богоносных отцов.
Архимандрит Захария (Захару)
Из его кн.: Сокровенный сердца человек. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2015 г.
*Григорий Палама. К всечестной монахине Ксении. ‒ Добротолюбие, т. 5, издание Сретенского монастыря, 2010 г.
** Софроний (Сахаров), архим. Письма близким людям. М., 1997. С. 46.
Архимандрит Захария – ученик и преемник известного подвижника благочестия наших времен архимандрита Софрония (Сахарова) – ученика и преемника преподобного Силуана Афонского. Архимандрит Захария родился на Кипре в православной семье, в Англию приехал в 18 лет для изучения химии. Здесь нашел архимандрита Софрония, стал его учеником и принял решение посвятить свою жизнь Христу в монашеском образе. Сначала отец Софроний направил его в Париж для получения богословского образования (это было в начале 1960-х гг.). Там отец Захария защитил докторскую диссертацию на тему «Христос – наш Путь и наша Жизнь», научным руководителем его был известный богослов Георгий Манзаридис. И на следующий же день по возвращении в Эссекский монастырь удостоился принятия монашеского пострига.
Отец Захария свободно говорит на русском, греческом, французском и английском языках. Вместе с отцом Софронием перевел целый ряд книг с русского на греческий язык, написал и свои книги: «Сокровенный сердца человек: Взращивание сердца в православной антропологии», «Снедь для монахов», «Искупуя время», «Расширьте и вы ваше сердце» и др. Много выступает с лекциями о богословии преподобного Силуана Афонского и архимандрита Софрония (Сахарова) в разных странах.