Для православного грех сам по себе, помимо всяких своих гибельных последствий, составляет величайшее зло, и даже он один и является «злом в собственном смысле», как говорит св. Василий Великий, «злом действительным». Смерть сама по себе не страшна для православного, он боится «смерти, скрывающейся внутри, в сердце», боится «смерти внутренней», потому что только она и есть для него «истинная смерть», по слову прп. Макария Египетского. Освободить истинного последователя Христова от всех последствий греха, но не освободить от самого греха, значит не только не спасти его, но и подвергнуть самой горькой и страшной участи, какую только он может себе вообразить: вечно жить и вечно грешить, ‒ это для него хуже геенны. Истинный христианин предпочел бы быть святым и страдать, чем вечно блаженствовать и грешить. Отсюда очевидно, что и в понятии спасения православный на первое место поставит освобождение от греха самого в себе, избавление же от мук и страданий примет в качестве простого следствия, которое в сущности ничего не прибавляет к получаемому благу, ‒ так оно незначительно сравнительно с благом в собственном смысле. Спасение для православного, прежде всего и главным образом, есть избавление от греха. Так, действительно, и учат о нем Священное Писание и отцы церкви.

Страдание не есть зло для человека ‒ злом является грех; от него жаждали избавиться люди Ветхого Завета; свободу от него проповедал Христос с апостолами Своими в Новом. Это для нас вполне будет понятно, если мы вспомним, в чем христианин полагает свою истинную жизнь и свое высшее благо. Если жизненная цель человека не самоуслаждение, не личное счастье, а святость ради Святого Господа, тогда, конечно, и злом в собственном смысле для него будет не отсутствие личного счастья, не страдание, а отсутствие святости, греховная враждебность по отношению к Богу и Его святому царству.

«По действию лукавого, ‒ говорит прп. Ефрем Сирин, ‒ все изнемогли во зле: повреждение стало столь тяжко и неисцельно, что ни пророки, ни священники не в силах были совершенно уврачевать язвы. Посему-то (вот причина) Святой Единородный Сын, видя, что все естественно изнемогает во зле (вот сущность бедствия), по воле Отца снисшедши с неба, пришел благодатью и щедротами уврачевать одержимых разнообразными немощами и словом Своим исцелить все болезни, всех избавил Он от зловония собственных язв их». Цель спасения и смысл ‒ в «избавлении от зловония собственных язв» человека.

«Восстал я из этой тины, ‒ говорит в другом месте прп. Ефрем, ‒ изник из этого рва, вышел из этой тьмы; уврачуй же, Господи, по неложному обещанию Твоему, все немощи, какие видишь во мне». В этих словах прп. Ефрем не только выражает сущность спасения со стороны его содержания, но дает понять и самую форму его, способ, каким оно совершается: оно не есть какое-нибудь внешне-судебное или магическое действие, а развитие, постепенно совершающееся в человеке действием благодати Божьей, так что могут быть степени искупления.

Не страх за себя, а желание святости, жизни по Богу заставляет скорбеть истинного подвижника благочестия.

«Человека Бог украсил даром свободы» (свт. Григорий Нисский) и дал ему возможность совершать по свободному выбору то, что для животных составляет дар природы, для того, чтобы сделать человека участником в жизни истинной, то есть святой, Божественной, так как непроизвольная святость не может быть святостью и высшим благом человека, и целью его стремлений. Святость, полученная им таким путем, ничем не отличалась бы от святости прирожденной, не имеющей нравственного достоинства, и, следовательно, совсем не тем высшим благом, которого ищет человек. «Посему всякий полновластен в собственном спасении», ‒ отмечает Исидор Пелусиот. И это не в том только смысле, что он страдательно воспринимает воздействие благодати, так сказать, представляет себя благодати, но в том, что он встречает предлагаемое ему спасение самым горячим желанием, что он «ревностно устремляет свои очи к свету (Божью)» (сщмч. Ириней Лионский). А эта решимость принять благодатную помощь необходимо предполагает, что и в последующий момент, в момент самого воздействия благодати, человек не остается праздным, не ощущает только свое спасение, но действующей в нем благодати содействует. Всякое добро, совершающееся в человеке, всякий его нравственный рост, всякий перелом, происходящий в его душе, необходимо совершаются не вне сознания и свободы, так что не другой кто-нибудь, а сам человек изменяет себя, из ветхого превращаясь в нового. Благодать, хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри свободы и сознания.

Можно ли представить, чтобы Бог враждовал против человека за его грех, чтобы Бог не мог примириться с человеком, хотя бы этот последний всей душой жаждал Бога и молил об общении с Ним? Оставаясь верными Слову Божию и учению отцов, можем только сказать: нет. Чтобы убедиться в этом, раскроем Библию.

Почему Господь, обличив Адама, не оставляет его на произвол судьбы, а устраивает его жизнь и тут же дает ему самое радостное обетование, что семя жены сотрет главу змия? Почему Господь, видя близость греха для Каина, является к нему и предостерегает? Почему, вообще, только для людей, пренебрегавших Дух Божий (Быт. 6, 3), только для нечестивых, не желавших обращения, не было мира, т. е. примирения с Богом, боящийся же Бога и поступающий по правде во всяком народе приятен (был) Ему (Деян. 10, 35)?

Очевидно, все это потому, что, говоря словами св. Иоанна Златоустого, «не Бог враждует против нас, но мы против Него. Бог никогда не враждует». Бог всегда стремится к человеку, всегда влечет его к Себе, но дело в том, что человек не всегда повинуется призванию Божию. В этом случае человек погибает, но причиной ‒ не гнев Божий, не нежелание Бога простить человеку; а сам человек, избирающей худое, которого (худого) Бог не может оставить жить, не может даровать злу истину, принадлежащую только добру; не может Бог этого сделать так же, как не может умереть или солгать, потому что это было бы отрицанием Божественного Существа. Но, не мирясь с грехом, любовь Божья всегда готова обратить и спасти человека. Грех удаляет человека от Бога, а не Бога ‒ от человека.

Любовь Божья и не ставит греха безусловным препятствием для сближения Бога с человеком; всюду, где есть смиренный и сокрушенный сердцем, где заметно желание бросить грех и быть с Богом, любовь Божья не оставляет без помощи. Я милостив, говорит Господь, не вечно буду негодовать; признай только вину твою (Иер. 3, 12-13).

Грех, как прямое отрицание Божьей жизни, всегда пребудет мерзостью пред святым Богом, никогда не получит от Него признания, никогда не получит права на существование. Но это не потому, чтобы Бог хотел, так сказать, ответить за оскорбление, нанесенное Ему как Владыке мира, ‒ это объясняется самым существом правды. Грешник же, как личность, никогда не переставал и не перестанет быть предметом самой сильной любви Божьей, готовой на всякие жертвы, лишь бы только человек внял Ее призванию. Тогда «вся виновность его сделается как тень» (прп. Ефрем Сирин), как совсем не бывшая, и Отец Небесный простит ему прежнюю вражду, не требуя никакого удовлетворения.

Милость Божья удерживается не Богом, а самим грешником. Нужно только покаяться, принести себя в жертву Богу, отказаться от своей излюбленной жизни ‒ Бог не помянет нашей прежней вражды, пойдет к нам навстречу. Конечно, совершенное остается совершенным, бывших грехов позабыть человеку нельзя ‒ вспомним слезы апостола Петра. Но если человек станет свои грехи считать непроницаемой стеной между ним и Богом, то это будет смертный грех, отчаяние. Сознание бывших грехов только учит человека понимать милость и всепрощающую любовь Божью, а не возбуждает в нем ужаса пред гневом Божьим.

Сумма греховных действий составляет, таким образом, некоторое прошлое человека, которое влияет на его поведение в настоящем, влечет его к тем или другим действиям. Таинственно-свободный переворот в том и состоит, что нить жизни человека как бы прерывается, и образовавшееся у него греховное прошлое теряет свою определяющую принудительную силу, как бы выбрасывается из души, становится чуждым для человека. Какое бы ни было это прошлое, будет ли это наследство от родителей (грех первородный) или последствия поступков самого человека, ‒ все это одинаково зачеркивается в его жизни, лишь бы только он искренно отвернулся от этого, лишь бы только он окончательно порвал с этим прошлым связь. Грех не забывается и не вменяется человеку в силу каких-нибудь посторонних для души человека причин; грех в буквальном смысле удаляется от человека, перестает быть частью его внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое прожито, которое, таким образом, с настоящим человека не имеет ничего общего. Раз в настоящем греха нет ‒ нет, следовательно, и отчуждения от Бога, человек примирен и воссоединен с Церковью, святым Царством Божьим и Богом, грех действительно прощен человеку.

Как же, однако, происходит это очищение души, это воспламенение ее силою Святого Духа? Избавиться от порока можно только одним путем: остановись в порочной жизни и не заходи далее ‒ и ты уже все получил, не заходи далее ‒ и власть порока над тобою кончится. Аще хощете и послушаете Мене, ‒говорит Бог. Видишь ли, что нужно одно хотение? Но хотение не обыкновенное, общее многим, а тщательное. «Хотя, ‒ говорит святитель, ‒ грех и истинно умирает в нас чрез крещение; однако надобно, чтобы мы и сами содействовали его умерщвлению».  Итак, вот в чем прощение таинственное: оно необходимо предполагает отчуждение воли человека от зла и потому не только прощает грехи, но и уничтожает их.

Однако каким именно способом прощение грехов обновляет человека? «Скажу тебе, ‒ отвечает прп. Ефрем Сирин, ‒ как человек чрез покаяние делается совершенным, чтобы, узнав самый способ, не иметь тебе извинения. Слушай. Приносишь ты покаяние в отравлении других? Истреби всякий след сего, не явное только оставь, но не занимайся и в тайне. Перестал ты умерщвлять людей, удерживай и язык свой от клеветы, от злословия, от сплетен. Сам себя переплавляешь ты, грешник, сам себя воскрешаешь из мертвых. Поэтому, если не всецело приносишь покаяние, то вполовину сделаешься праведным». Вот в чем состоит внутренняя, существенная сторона уничтожения греха в человеке: человек должен сам бросить грех, и насколько он бросит его в своей воле, настолько и освободит его от греха благодать. Поэтому-то после прощения грехов он и оказывается ревнителем добрых дел.

Итак, по православному учению, прощение грехов в таинстве крещения или покаяния происходит отнюдь не внешне-судебным способом, состоит не в том, что Бог с этого времени перестает гневаться на человека, а в том, что вследствие коренного душевного перелома, настолько же благодатного, как и добровольного, в человеке является жизнеопределение, совершенно противоположное прежнему, греховному, так что прежний грех перестает влиять на душевную жизнь человека, перестает принадлежать душе ‒ уничтожается. Поэтому человек и примиряется с Богом, и милость Божия становится доступной для человека.

«Надобно нам с трудом, прилежанием и подвигом искать ныне того, что туне и без труда нашего нам данное от Бога, потеряли (то есть первобытную чистоту и праведность души), ‒ говорит свт. Тихон Задонский. ‒ Тогда, видя Христос таковое души тщание, попечение и труд, по милости своей отнимает от нее безобразие и подает доброту и красоту образа Своего. На cиe бо и в мир пришел, якоже поет Церковь: Христос раждается прежде падший восставити образ. И cиe-то есть отложити нам по первому житию ветхого человека, тлеющего в похотех прелестных; обновлятися же духом ума нашего и облещися в нового человека, созданного в правде и преподобии истины (Еф, 4, 22-24), к чему не малое прилежание, подвиг и труд требуется». Вот основной закон, по которому совершается уничтожение в нас последствий грехопадения: необходим труд, прилежание, нравственные усилия самого человека. Только таким путем человек может восстановить в себе образ Божий, или, что то же, нрав Христов, или образ Христов. Уподобление Христу, следовательно, возможно только свободное. Вот это-то уподобление Христу, восприятие Его нрава и служит тем средством, чрез которое человек делается причастником вечного блаженства, то есть, следовательно, праведности Христа. Вместе с этим и праведность эта перестает быть внешней человеку: человек спасается, восприяв праведность Христа в себя, уподобившись Христу. Это уподобление делает человека способным быть и наслаждаться бытием в Царстве Небесном, делает его сродным по настроению этому царству святости и света. «Поищем, о, христиане, ‒ говорит свт. Тихон, ‒ доброты и красоты нашей во Христе, которую во Адаме потеряли; поищем пока обретется, да и зде ее в душах наших возымеем, и в пришествии Христовом с нею пред Ним и всем миром явимся, которая не токмо тогда в душах наших будет, но и на телесах явится; и Христос, праведный Судья, видя в нас образ Божий и нас Себе сообразных, признает нас за Своих и с Собою прославит».

Спасение и, в частности, оправдание для православного есть состояние свободно-нравственное, хотя и могущее совершиться только с помощью благодати Божьей. Чтобы быть возрожденным благодатью, человек должен сам содействовать своему возрождению. Если же человек не делает сам ничего, не кается и не стремится к восприятию той праведности, не готовит себя, тогда и таинство не может произвести на него своего действия. От таинственного возрождения он уйдет не возрожденным. «Выжмем себя покаянием, ‒ говорит прп. Ефрем Сирин, ‒ чтобы не утратить нам благодати прощения как настоящей своей краски. Выжимание есть тщательное отложение противного. Ибо таким образом наведенный на нас цвет, закалившись в душах наших, не сойдет уже. Тщательно изрой себя слезами как красильщик измывает волну, предайся смирению и сократи себя во всем; ибо таким образом предочистишь себя, приступишь к Богу готовым уже к принятию благодати. Некоторые из кающихся снова возвращаются ко греху, потому что не знали сокрывающегося в них змия, а если и знали, то несовершенно удалили его от себя, ибо позволили остаться там следам его образа, и он вскоре, как бы зачавшись в утробе, снова восстановляет полный образ своей злобы. Когда видишь кающегося и снова согрешающего, то разумей, что он не переменился в уме своем; потому что в нем еще все пресмыкающиеся греха. Признак же приносящего твердое покаяние ‒ образ жизни собранный и суровый, отложение кичливости, самомнения, а также очи и ум, всегда устремленные к вожделенному Иисусу Христу, с желанием, по благодати Христовой, стать новым человеком, как волна делается багряницей или тканью голубого или гиацинтового цвета».

Таким образом, действенность таинства стоит в зависимости от степени свободного участия в нем самого человека. Чтобы выйти из таинства новым человеком, он должен сам стремиться быть новым и, насколько есть у него сил, должен уничтожать в себе малейшие остатки прежнего греховного устроения. Поэтому-то отцы церкви и настаивают на том, что свободное решение и усилие человека ‒ такое же необходимое, хотя и недостаточное само по себе, условие оправдания в крещении, как и благодатная помощь Божья. Возрождение человека совершается, таким образом, путем нравственным, при свободно-сознательном содействии самого человека.

Архиепископ Сергий (Страгородский)

Фрагменты из его кн.: Православное учение о спасении. С.-Птб, Общество памяти игумении Таисии, 2010 г.

Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Иван Николаевич Страгородский) родился в Арзамасе Нижегородской губернии в семье священника. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, на последнем курсе принял монашество. В 1890-93 годах трудился на миссионерском поприще в Японии, затем ‒ в посольской церкви в Афинах. В 1895 году защитил магистерскую диссертацию «Православное учение о спасении», которая сразу же выдвинула его в первый ряд русских богословов. В 1901 году был хиротонисан во епископа Ямбургского. К этому периоду относится его участие в Петербургских религиозно-философских собраниях. В 1905 году назначен архиепископом Финляндским и Выборгским. В 1917 году переведен на Нижегородскую кафедру. Принимал участие в Поместном соборе Русской Православной Церкви. С 1927 года как заместитель Патриаршего местоблюстителя владыка Сергий посвятил себя делу урегулирования отношений между Церковью и советской властью. В период 1934-43 годов возглавлял Русскую Православную Церковь как Патриарший местоблюститель. В 1943 году на соборе епископов состоялось его избрание Патриархом Московским и всея Руси.