Жил-был в Сарове один человек. Математик. Отмечен был своей одаренностью, умом и, что уникально, человеческой скромностью. Он не был увенчан достойной славой, его имя не на слуху. Не облеченный высокими званиями и должностями, он остается непререкаемым авторитетом среди физиков и математиков Института. Для тех, кто может оценить его уровень вклада в науку, он остается гением, а еще – простым человеком, другом, внимательным собеседником. Этот блестящий ученый, более полувека плодотворно потрудившийся в Институте, – Николай Александрович Дмитриев, один из главных участников атомного проекта, его живая легенда.

И физики, и математики считали Дмитриева своим. В математике его привлекала почти физическая осязаемость формул. В физике он стремился подвести под процессы и явления математический фундамент. У него были феноменальные аналитические способности, он решал любую задачу, которую ставил перед собой или которую ему предлагали. Был в нем огромный запас энергии. Говорил веско, слушал чутко. Никогда не торопился, а все успевал. Проницательный. В поведении, внешнем виде мало заметен. Но когда он – единственный на совещании, неважно где: у Курчатова или Харитона, – начинал говорить, наступала тишина. Замолкали Курчатов, Харитон, Зельдович. Даже министр Ванников. Потому что сказанное Колей Дмитриевым прекращало дискуссию: спорить больше не о чем.

Николай Александрович Дмитриев родился в Москве 27 декабря 1924 года. Его прадед-болгарин Дмитрий был священником. Дед Николая Александровича, Константин, увековечен в болгарской истории как участник национально-освободительного движения под началом Христо Ботева. Константин после разгрома восстания эмигрировал в Россию, по имени отца принял фамилию Дмитриев, окончил юнкерское училище и стал кадровым военным.

Отец Николая Александровича, Александр Константинович, окончил кадетский корпус в Полоцке и военное училище в Петербурге, участвовал в первой мировой войне. В гражданской войне сначала воевал на стороне белых, а потом служил в Красной Армии, в Чапаевской дивизии. Мать Николая Александровича, Валентина Марковна, после окончания гимназии получила свидетельство, дающее право преподавать математику и музыку. С Александром Константиновичем она познакомилась в своем родном Таганроге, куда молодого военного забросила гражданская война. Из четверых детей Александра Константиновича и Валентины Марковны Коля был старшим.

В 1927 году отец Николая Александровича был репрессирован и на три года сослан в Сибирь, в 1930-м семья приехала к нему в Тобольск. Их возвращение в Москву было связано с учебой Коли. Уже в раннем детстве обнаружились его уникальные способности. Он рано, до четырех лет, выучился читать. Ему не было и шести лет, когда он, не имея понятия о дробях, в уме сложил три четверти и половину. Знакомый отца послал в Народный комиссариат просвещения письмо о необыкновенном ребенке. Мальчика вызвали в Москву, специальная комиссия под председательством наркома просвещения устроила экзамен. Коля поразил знаниями в области математики, географии, истории, литературы, обществоведения и естествознания. А 1 ноября 1933 года в газете «За коммунистическое просвещение» появилась заметка «Явление, встречающееся раз в столетие. Девятилетний математик Коля Дмитриев». Профессор МГУ И.И. Чистяков писал: «У ребенка чрезвычайно большой объем знаний. Он обладает громадной способностью соображения. Несомненно, мы имеем дело с исключительной одаренностью. За свою сорокалетнюю деятельность я ничего подобного не видел. Приходилось встречаться с замечательными счетчиками, но, к счастью, он не является таким механическим счетчиком, он идет гораздо дальше. Такие явления встречаются раз в столетие. Этот ребенок типа Паскаля».

Но Блеза Паскаля знают миллионы, а кому известно имя Николая Александровича Дмитриева? Только людям, имеющим отношение к атомному проекту.

После работы комиссии Наркомпроса семью Дмитриевых перевели в Москву. Дали квартиру в доме, где жили авиатор Чкалов, детский поэт Маршак, пианист Ойстрах. Колю определили в четвертый класс опытно-показательной школы. По математике с мальчиком занимались академики Н.Н. Лузин и А.Н. Колмогоров, профессор М.Ф. Берг. В тринадцать лет Коля стал победителем общемосковской математической олимпиады. В 1939 году в четырнадцать лет он поступил на механико-математический факультет МГУ.

Во время войны Николай Александрович вместе с университетом был в эвакуации в Казани, Ашхабаде, Свердловске, где в трудных условиях продолжал учебу. Отец пошел добровольцем в московское ополчение и осенью 1941-го погиб. Николай Александрович остался старшим в семье. В 1945 году он блестяще закончил учебу в университете и поступил в аспирантуру. Уже его первые научные работы были высоко оценены математиками. Перед ним открывались блестящие перспективы в науке. Но… от чистой математики Дмитриева увел август 1945 года: американские атомные бомбы взрываются над Хиросимой и Нагасаки. Много позже Дмитриев скажет в интервью: «Я ожидал, что после войны будет широкая эволюция к социализму во всем мире, и переход Запада к атомному шантажу нанес болезненный удар моим иллюзиям. Я помню мысль, которую сформулировал тогда для себя: вот дело, которому стоило бы отдать десять лет жизни или даже всю жизнь – создание советской атомной бомбы».

В 1946 году Н.А. Дмитриев в должности младшего научного сотрудника был принят на работу в Институт химической физики АН СССР и зачислен  в отдел члена-корреспондента АН СССР Я. Б. Зельдовича. Он быстро и успешно включился в напряженную деятельность отдела, который вел активную разработку первых образцов атомного и термоядерного оружия. Так началось участие Николая Александровича в атомном проекте. С августа 1948 года он – в теоретическом отделе Зельдовича в Сарове. Здесь уже сверкает созвездие имен: Харитон, Зельдович, Франк-Каменецкий, Леонтович, Сахаров… Академики, доктора наук.

Академик А.Д. Сахаров в своих «Воспоминаниях» писал: «Самым молодым был Коля Дмитриев (Николай Александрович), необычайно талантливый, в то время он “с ходу” делал одну за другой блестящие работы, в которых проявлялся его математический талант. Зельдович говорил, что у Коли, может, единственного среди нас, – искра Божия. Можно подумать, что Коля – такой тихий, скромный мальчик. Но на самом деле мы все трепещем перед ним, как перед высшим судией».

В 1948 году Николай Александрович выполнил одну из самых значительных своих работ: им была раззработана теория неполного взрыва. Результаты Николая Александровича удивительным образом совпали с экспериментальными данными. Американский ученый Рудольф Пайерлс за аналогичную разработку получил Нобелевскую премию. В 1952 году Дмитриевым была разработана методика расчета растворных критических систем. Николай Александрович блестяще защитил кандидатскую диссертацию. При сдаче экзаменов он удивил комиссию знанием четырех иностранных языков: французского, английского, немецкого и польского.

Поражает широта научных интересов Николая Александровича Дмитриева. Как физик он активно работал в сложнейших областях, занимался теоретическими вопросами квантовой механики, газовой динамики, ядерной физики, астрофизики, термодинамики. На протяжении многих лет он с блеском разрешал задачи огромной сложности, постоянно возникавшие перед разработчиками ядерного оружия. Появление атомного оружия потребовало разработки средств защиты от него. В начале 1950-х годов остро встал вопрос о необходимости совершенствования системы противовоздушной обороны (ПВО). В 1954 году Н.А. Дмитриевым была выполнена работа, которая затем  легла в основу создания в стране противоракет и совершенствования системы ПВО.

Н.А. Дмитриев одним из первых во ВНИИЭФ начал разработку собственных программ, приспособленных для счета большого числа задач в сжатые сроки. Под его руководством на рубеже 1956–1957 годов был предложен  первый вариант двумерной программы газовой динамики «Д», названой по первой букве его фамилии. Созданные Н.А. Дмитриевым программы – прообраз современных программ для ЭВМ: он запустил процесс – и процесс пошел…

И.Д. Софронов, руководивший математическим отделением Института с 1966 по 2001 годы, о Николае Александровиче говорил так: «По моему мнению, он ни в чем не уступал ни Сахарову, ни Зельдовичу и превосходил всех остальных, вместе взятых», «начинал всё Н.А. Дмитриев, он был первым человеком в Союзе, который для тех маломощных машин, какие имелись тогда, стал разрабатывать двумерные программы. Мы их начинали разрабатывать, не имея машины. Когда она у нас появилась, то первой контрольной задачей, сосчитанной на ней в процессе приемки, была задача, решенная по программе “Д”».

Когда появились электронно-вычислительные машины, Ю.Б. Харитон решил посоветоваться с академиком А.Н. Колмогоровым о том, какие машины стоит приобретать и как организовать их использование. А.Н. Колмогоров ответил: «Зачем вам электронно-вычислительные машины? У вас же есть Коля Дмитриев». 

Подводя итог работы Николая Александровича Дмитриева в качестве математика, научный руководитель Института академик В.Н. Михайлов сказал: «Вклад Николая Александровича как математика в наш атомный проект в 1948–1959 годах можно сравнить с тем, что сделали Нейман и Улам для американского проекта, но они работали в гораздо более благоприятных условиях. Занимаясь решением прикладных задач, он был в те годы вне всякой конкуренции».

Николай Александрович обладал исключительной способностью находить простые решения сложнейших задач. Профессор В.Н. Мохов вспоминал, что этой его способностью пользовались практически все. Существовала даже байка: «Как самому быстро решить сложную задачу?» – «Нужно сходить и спросить Николая Александровича». Сколько посетителей перебывало в его рабочем кабинете! Один уходит – другой приходит… Доска с нестираемой надписью «спеши медленно!», ручной арифмометр «Феликс» рядом с книгой «Вопросы причинности в квантовой механике», польские газеты на столе…

Он был всегда доступен, терпелив, всегда на высоте своего таланта, своих уникальных знаний. Как человек, личность, начальник и научный руководитель, Николай Александрович обладал неповторимыми, присущими только ему чертами. Он быстро схватывал суть обсуждаемого вопроса, оценивал перспективность пути решения. Советы его были поистине бесценны. Их количество не поддается счету: на консультацию к нему шли физики и математики, начиная от академиков и кончая молодыми специалистами.

Заложив основы развития важнейших научных направлений, Николай Александрович отказался от ученой степени доктора физико-математических наук по совокупности научных трудов по созданию атомной бомбы без защиты диссертации.

Свое уважение к Институту он выразил емко и просто: «Здесь способны решить любую задачу. Любую! Надо только уметь ее поставить». Свое кредо определил так: «Я считаю, кто заранее решил, что объять необъятное невозможно, тот и вообще ничего не сделает. Пытайся – а об итогах уже не тебе судить».

Невысокая худощавая фигура, удивительно скромный, даже застенчивый облик, недорогая одежда без элементов моды. К нему тянулись. Его любили все. Четверо детей, восемь внуков. Он был прекрасным семьянином. Дорожил своей семьей, много времени уделял детям. Отпуск проводил в туристических поездках, в походах по глухим местам, путешествиях на байдарках – с семьей, друзьями. Любил путешествовать пешком, с большим энтузиазмом изучая окрестности. В уютном и гостеприимном доме Дмитриевых бывали друзья и многочисленные коллеги, они с удовольствием вспоминают проведенные там вечера. Николай Александрович прекрасно знал литературу, любил классическую музыку, поэзию. Сохранился альбом, в который он выписывал любимые стихи.

С Николаем Александровичем можно было обсудить всё – от последних новостей до событий времен первого министра при фараоне Древнего Египта Иосифа. К Евангелию он обращался как к авторитетному источнику. Николай Александрович развивал философию физики, много размышлял о политике, религии, философии. В его позиции проявлялись интеллектуальная честность, острый, парадоксальный ум. Его мировоззренческая позиция была импульсивной, иногда противоречивой. Позиционируя себя материалистом, он не отрицал религии. Николай Александрович считал так: «Смысл жизни человека заключается в том, чтобы участвовать в работе Бога, участвовать в продолжающемся творении мира», «правильно не противопоставлять марксизм и христианство, а считать марксизм христианских течений, притом наиболее близким к первоначальному учению Евангелия».

Он хорошо знал историю, понимал тонкости политики, всю сложность реальных жизненных ситуаций. Вот выдержки из его статьи, посвященной А.Д. Сахарову: «Чтобы делать политику вполне честно, надо встать на уровень Иисуса Христа», «опираться на западные СМИ, получать Нобелевскую премию мира – значит идти на определенное унижение».

Будучи членом партии, Н.А. Дмитриев нередко выступал с критикой партийных руководителей. В спорах был горяч. В 1956 году был опубликован роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Книга вызвала громкий скандал, не столько литературный, сколько политический. В романе описывается драматическая судьба изобретателя, столкнувшегося с бюрократической системой. Руководство партии роман осудило. Николай Александрович с этим мнением не согласился и указал на то, что внутри партийного руководства страны есть разногласия. За несогласие с мнением руководства КПСС Н.А. Дмитриев был исключен горкомом из членов партии. Но решение не утвердил обком, потому что партия, действительно, в это время заявила о разногласиях с антипартийной группировкой Молотова.

В институте кулуарно обсуждались острые политические вопросы. Затем эти дискуссии были перенесены на почву официальных политических семинаров. Инициатором часто был Николай Александрович Дмитриев. Семинар не замыкался на рассмотрении острых политических вопросов и партийной учебы. Его тематика была значительно шире. Вот некоторые темы семинаров середины 1960-х годов: философские взгляды копенгагенской школы, о декабрьском пленуме ЦК, о внешней торговле, о Сен-Симоне, о религии, этике, философии религии Канта, Ленин о физике, о сельском хозяйстве, о ценообразовании.

В дневнике Николая Александровича есть такая запись после перечисленных выше тем: «Нет, снова и снова надо изучать капитализм. Почему? Потому, что все новые модные идеи в социалистической политической экономике и экономической политике связаны с заимствованием капиталистических форм, и очень распространено (на мой взгляд) их неправильное толкование, что толкает на ошибки ревизионистского, а иногда и догматического типа. Два больших вопроса: Чем капитализм хорош? Чем капитализм плох?» Обсуждение политических вопросов было естественным желанием людей, привыкших мыслить масштабными категориями.

Дмитриев написал письмо Брежневу. Изложил свои взгляды на некоторые моменты внешней и внутренней политики СССР, а закончил предложением, суть которого можно свести к следующему: не пора ли вам, дорогой Леонид Ильич, вместе со всем Политбюро уйти на покой, дать дорогу молодым.

Когда его личное дело обсуждалось в связи с этим письмом в горкоме партии, Дмитриеву был задан вопрос: «Считаете ли вы, что ваши взгляды совместимы с пребыванием в партии?» Он ответил с достоинством: «Если мои товарищи по партии чего-то не понимают, я стараюсь доказать им правду, не выходя из партии. Ведь было же много несправедливостей и нарушений, они есть и сейчас».

Да, действительно, взглядов своих с 1957 года он не менял, потому что считал, что его взгляды никогда не расходились со взглядами партии. Тот, кто уверен в своей правоте, не боится спорить.

В начале 1990-х годов были письма Дмитриева в «Правду», затем Б.Н. Ельцину. Он писал: «Что меня беспокоит на самом деле, это идеология экономической реформы. Я думаю, что она диаметрально противоположна здравому смыслу, я думаю, что именно так надо действовать, чтобы вызвать сперва инфляцию, потом гиперинфляцию, потом – полный развал плановой дисциплины, а потом, вероятно, и трудовой дисциплины, и всего хозяйства. Нам говорят, что чем решительнее мы будем погружаться в рыночную экономику, тем быстрее мы вылезем на другой счастливый берег. Чего? Капитализма? Но я думаю, что и простая логика, и опыт других стран показывают, что дальше будет глубже и глубже, а улучшение будет, когда мы, наконец, повернемся и выскочим обратно на свой берег». Так и произошло. Николай Александрович считал с самого начала фальшивой концепцию «К гуманному демократическому социализму» и отвергал ее как в целом неправильную.

Он дискутировал с Сахаровым, обращал внимание на такие детали: «Уже в самом первом меморандуме Андрея Дмитриевича меня покоробила не резкость критики им нашего общественного строя, а использование штампов и языка западной пропаганды, употребление термина “тоталитарный” и т.п. Сейчас это общепринято, но по-прежнему звучит как-то некрасиво – то ли как некультурно, то ли как неостроумно».

С Андреем Дмитриевичем Николай Александрович встречался несколько раз, навещал его в горьковской ссылке и пытался убедить его в правильности марксизма и коммунистических идеалов. Сам же и признавался, что успеха не имел. 

…ХХ век особенный. Множество трагедий и войн сотворил он. Сколько принесено жертв, сколько разлито горя. По словам русского философа И.А. Ильина, «нужно уметь сопротивляться злу силой и мечом». «Меч» нашего времени чрезвычайно опасен, даже без поражения противника. В нем – потенциальное нарушение законов жизни. И все же… его создание имеет оправдание, поскольку «не сопротивляющийся злу поглощается им».

В 1993 году корреспондент газеты «Красная Звезда» спросил Николая Александровича: «Что вам наиболее дорого?» Дмитриев ответил: «Бомба! Более полезного, чем бомба, не было. Она сдерживала угрозу. Это самое важное для тех времен. И не только для тех».

Дивеевская обитель