О трапезе и воздержании в Саровской обители в начале XIX века

Саровская пустынь жила по общежительному уставу, а это значит, что стол у монахов был общий. При игумене Ефреме в монастыре построили каменную трапезную, которая позже стала называться старой трапезной. Рядом с трапезным корпусом устроили хлебню и келарню с погребами под ними. При отце Пахомии в 1780 году прямо над обрывом к Саровке сложили каменные ледники и квасоварню.

Трапеза была рассчитана на сто человек и очень скоро в связи с ростом числа братии стала тесной. В 1828 году, при игумене Нифонте, к прежнему зданию поверх ледников был пристроен большой светлый зал с круглым чашеобразным потолком, роспись которого была посвящена евангельскому сюжету о том, как Христос насытил пять тысяч человек пятью хлебами. В длину всего зала параллельно стояли три длинных стола, за которые и садилась вся братия.

По монастырскому уставу после литургии братия шествовала попарно в трапезу, впереди несли Богородичную просфору, которую в конце обеда разрезали с молитвой и раздавали всем присутствовавшим на трапезе, а приглашались на нее не только монахи и послушники, но и богомольцы-мужчины.

В «Описании Сатисо-градо-Саровской пустыни» (1866 г.) содержится описание обеда в Саровской пустыни: «После литургии все купно ходят в трапезу. Начальствующий ударяет в звонец трижды и начинает читать “Отче нашˮ; по прочтении “Слава, и нынеˮ и по благословении трапезы садятся братия по чину. Потом чтец, хотящий читать, говорит предначинательное слово или житие и, приняв благословение, читает. Братия в продолжение трапезы сохраняют глубокое молчание, питая ум тайною молитвою, слух Божиим словом, а бренное тело предлагаемою пищею. По окончании трапезы бывает по чиноположению возвышение панагии, после чего, прочитав обычные молитвы и воздав благодарение человеколюбцу Богу, питающему всех от богатых Своих даров, все расходятся».

Когда приступали к еде, очередной монах читал, стоя у аналоя, жития святых и другие духовные книги. Вот как описывает свои впечатления от участия в братской трапезе один из паломников: «Во время обеда, несмотря на многолюдство, такая царствует тишина, что каждое слово читающего поучение монаха слышно отчетливо. Изредка только прерывается благоговейное молчание ударом кандии*, которая возвещает послушникам о перемене блюд, и послушники, подавая новое блюдо, произносят Иисусову молитву, а на нее все отвечают: “Аминьˮ».

Как замечали паломники, которым довелось участвовать в трапезе, пища в Саровской пустыни «лучше, чем в других монастырях, но не роскошная, и также одинаковая для всех», «весьма скромная, но вкусная и питательная». И это соответствует святоотеческому совету: «Снеди употребляй простые и необильные, чтобы ум твой не огрубел в объядении, пьянстве и печалях житейских» (прп. Ефрем Сирин).

В 1903 году во время Саровского торжества праздничный монастырский обед, в котором приняли участие Государь и все лица Государевой Свиты был роскошный, но к обеду не было подано никакого вина. Вместо вина в сосудах из белого железа были наставлены на столах монастырские квасы и меды.

Квас в Саровской пустыни был замечательный. Варили его один раз в год в марте, затем разливали в бочки и ставили в погреба, засыпав их льдом и снегом, и пили его потом весь год.

И саровские булочки тоже на всех производили впечатление. Были они вдвое больше петербургских, их тесто отличалось необыкновенной нежностью.

О том, какие рыбы поставлялись на трапезу в праздничные дни, дает представление опись содержимого саровских погребов в июле 1913 года: осетра соленого 44 пуда, судака малосольного 45 пудов, судака свежего 11 пудов, севрюги 226 пудов, осетра 240 пудов, судака сухого 100 пудов.

Но такая трапеза, когда перед каждым монахом стояла целая тарелка с черной икрой, как это было на праздник Успения в 1903 году, происходила нечасто, ибо, как говорил преподобный Иоанн Лествичник, «по естеству желаем мы для того, чтобы поддерживать жизнь, а не для сластолюбия».

Все вышеописанное дает представление о том, как мог питаться батюшка Серафим, живя в монастыре. В пустынках же у него был стол совсем скромный, о чем мы знаем из воспоминаний отца Василия Садовского, Михаила Васильевича Мантурова и дивеевских сестер, которых батюшка кормил своей едой.

Вокруг обеих пустынек у него был небольшой огород, обнесенный забором. Одно время на дальней пустынке он имел даже пчельник, дававший ему весьма вкусный мед.

Когда преподобный Серафим только поселился в пустыни, питался черствым хлебом; хлеб обыкновенно он брал с собой по воскресеньям на целую неделю. «Хлеба и воды довольно для человека», – говорил батюшка. О том, какой это был хлеб, записано воспоминание сестры Прасковьи Ивановны: «Однажды батюшка ей приказал работать в лесу, собирать дрова и припас ей пищи. Часу в третьем дня он сам захотел поесть и говорит: «Поди-ка, матушка, в пустынку, там у меня на веревочке висит кусочек хлеба, принеси его». Сестра Прасковья принесла. Батюшка посолил черствый хлеб, помочил его в холодной воде и начал кушать. Частицу он отделил Прасковье, но она не могла даже разжевать, так засох хлеб, и подумала: «Вот какое терпит лишение батюшка».

Из своей недельной порции хлеба часть он уделял пустынным животным и птицам, которые были приласканы старцем, очень любили его и посещали место его молитвословий. Сухарями же он делился с дивеевскими сестрами. Есть воспоминание, что каждой из пришедших к нему сестер батюшка насыпал по мешку сухарей, вынув их из своего гробика, приготовленного на смертный час. Сухариков в качестве благодарности за подаренную для мельничной обители землю отец Серафим послал генеральше Постниковой.

Также он употреблял овощи, которые сажал на своем пустынном огороде. С тем и устроен был огород, чтобы ему не обременить ничем обители и, по примеру великого подвижника апостола Павла, питаться, делающе своими руками (1Кор. 4, 12).

Впоследствии он приучил свое тело к такому воздержанию, что не стал вкушать и хлеба насущного, а, по благословению настоятеля Исаии, питался одними овощами своего огорода. Это были картофель, свекла, лук и трава, называемая снить. В течение первой недели Великого поста он вовсе не принимал пищи до причащения Святых Тайн в субботу.

Еще через некоторое время воздержание и постничество преподобного Серафима дошли до неимоверной степени. Совсем перестав брать хлеб из обители, он жил без всякого содержания от нее в течение более двух с половиной лет. Братия, удивляясь, недоумевали, чем мог питаться старец во все это время, не только летом, но и зимою. Он же тщательно укрывал свои подвиги от воззрения людей. Но пред смертью, в разговоре от 20 мая 1832 года с одной доверенной особой, которая тогда же записала свою беседу, он открыл это, спросив: «Ты знаешь снитку? Я рвал ее да в горшочек клал; немного вольешь, бывало, в него водицы и поставишь в печку – славное выходило кушанье». Собеседница спросила его о снитке, что это значит? За притчу ли это принять или что действительное? Он ответил: «Экая ты какая! Разве не знаешь травы снить? Я это тебе говорю о самом себе. Я сам это себе готовил кушанье из снитки. На зиму сушил снитку и этим одним питался». Он и сестрам советовал: «Это пустынная пища, и вы ее вкушайте». С тех пор по благословению старца в общине стали готовить снить, отваривая ее в воде с солью. Сверх того, когда сестры бывали у него, он, после духовного утешения, отпускал их обратно не иначе, как с ношею сухарей или толокна.

В пору своего затворничества преподобный Серафим одно время употреблял в пищу только толокно да белую рубленую капусту, а пил воду. Воду и пищу доставлял ему вблизи живший отец Павел. Сотворив молитву, он ставил пищу у дверей. Затворник, чтобы никто не видал его, накрывал себя большим полотном и уносил пищу в келью. Подкрепившись, он ставил посуду на прежнее место, опять скрывая лицо свое под полотном. Случалось и так, что старец вовсе не являлся брату, и носивший пищу опять уносил все, что было предложено.

Когда на батюшку напали разбойники и в его убогом жилище все перебрали, пересмотрели, разломали печь, пол разобрали, искали, искали и ничего для себя не нашли; видели только у него святую икону да попалось несколько картофелин.

О том, как батюшка Серафим на берегу Саровки сажал картофельные грядки, вспоминала Ирина Семеновна. С Акулиной Ивановной Малышевой он ходил собирать мох для того, чтобы на картофельные грядки класть. Только посадили картофель перед этим, а когда вернулись, преподобный Серафим уже говорит: «Вот что, матушка, дам я тебе меру картошки, и грядите домой!» Ее же посылал в подпол за картошкой. А Евдокия Ефремовна рассказывала: «В другой раз прихожу к нему, батюшка роет картофель. Он приказал идти к нему в пустынку, потому что там есть у него вареный картофель. “Поди, матушка, – сказал он, – приготовь его, а я тебе пришлю тульских монахинь; ты им предложи эту пищу, но только чтобы они кушали картофель с кожуроюˮ. Спустя немного времени приходят монахини. Я предложила им вареный картофель неочищенным. Монахини, услыхав это, очень оскорбились и начали роптать на меня и на батюшку, а он в самое это время входит и говорит со скорбью: “Вот то-то, матушки, одни Серафимовы дочки должны все терпеть, а другим-то вот все трудно исполнитьˮ. И выслал их из своей пустынки».

Однажды отец Серафим дал сестрам, работавшим у него, посадить луковицы на приготовленные грядки, что они и исполнили поздно вечером. Наутро батюшка посылает их уже срезать лук. Сестры улыбнулись и подумали: «Искушает нас, батюшка, ведь только вчера вечером посадили мы лук!» А он отвечает: «А вы подите-ка, подите!» Приходят и глазам не верят: лук в одну ночь вырос более чем на четверть. Срезали, принесли лук батюшке, и он приказал отнести его в обитель на трапезу.

Так же луком он угощал дивеевского священника Василия Садовского. Было это во время Петровского поста. «Придя в Саров, – пишет отец Василий, – и узнав, что батюшка находится в ближней пустынке, что близ его источника, мы отправились сейчас же туда. Он нас встретил у самого источника, и Михаил Васильевич, приняв благословение, спросил, о чем было нужно. Шагах в шести от источника виднелась грядка недлинная, но широкая, в пол-аршина вышины, с зеленым луком. Батюшка и говорит: “Этот лук уже поспел, вырвите его!ˮ Мы оба начали рвать, но батюшка, видя, что мы рвем с осторожностью, дабы не запачкаться, так как земля была сыровата, зашел в середину и стал между нами на коленочки, начал вырывать обеими ручками лук, приговаривая: “Вот как надо, батюшка!ˮ И так серединой грядки прополз до конца, вырывая лук обеими руками с обеих сторон и по краям, сколько его на грядке ни было. Потом заставил омыть луковки, находившиеся в земле, у желоба, из которого текла вода, и когда это было сделано, то, навязав нам обоим этого луку по немалой ноше, приказал отнести в Дивеевскую обитель сестрам на трапезу, прибавив, чтобы и сами кушали сколько угодно, так как этот лук целебный. Что же? По приходе домой узнал от сестры Евдокии Трофимовны, что на эту грядку прошлый день они с батюшкой кузовами носили мох, лишь за несколько часов до нас, а поутру на ней увидали уже лук, и мы вырывали этот лук во время вечерни. Какого он был вкуса, об этом и сказать невозможно; не теряя вкуса лука, и душист он, и сладок, и приятен необыкновенно; чудный во всех отношениях лук и целебный, как оказалось это на жене моей, которую, вернувшись, нашел крайне больной и, дав ей кстати принесенного лука, сказал: “Батюшка говорит, что это целебный лук, на-ка, поешь-ка!ˮ Как только она вкусила этого за одну ночь выросшего лекарства, так и стала здорова».

О том, что выращенные им овощи обладают целебным свойством, батюшка говорил неоднократно. Так, Ирина Семеновна посадила у него картофель, а сама ушла в Дивеево. А когда вернулась, то поразилась чудом: на грядах снаружи вовсе не было травы от картофеля, а когда стали рыть в земле, то нашли новый картофель с голубиное яйцо. Когда батюшка пришел из леса, Ирина Семеновна показала ему картофель. «Зачем вырыли! Зачем вырыли!» – восклицал он. Тогда сестры горько заплакали и долго просили прощения. Батюшка простил и сказал, улыбаясь: «Во, матушка, если этот картофель кто будет кушать, то и исцеление получит. Весь белый свет изойди, такого картофеля не найдешь, в земле был и не истлел и плод пустил».

Много чудесного происходило на пустынках и в келье преподобного Серафима.

После освящения церкви Рождества Богородицы архимандрит Иоаким, Михаил Васильевич Мантуров и отец Василий Садовский по приглашению батюшки отправились к нему в Саров и, не найдя его в монастыре, пошли в дальнюю пустынку. Батюшка, увидя их, сказал: «Ну, да я и угощение-то приготовил для такого праздника, пойдем-ка!» И, взяв отца Василия за руку, отвел его в угол пустынки. Неизвестно откуда и когда тут вдруг вырос из полу куст малины, и батюшка сказал, показывая на три крупные, спелые и прекрасные ягоды: «Сорви-ка их, батюшка, и угости наших гостей!» Растерявшийся от этого чуда, отец Василий с трепетом снял чудные ягоды и подал батюшке, а он стал потчевать ими, говоря: «Кушайте, кушайте, чем убогий Серафим рад угостить вас!» И, положив каждому из них по ягоде, прибавил: «Это Сама Царица Небесная вас потчует, батюшки!» Гости, чудно угощенные в сентябре месяце внезапно в пустынке из полу родившимися ягодами, не могли, да и не сумели бы выразить их необыкновенной сладости, аромата, вкуса и сознались, что подобных ягод еще никогда не едали.

Прасковью Ивановну посадил отдохнуть и поставил перед ней большое блюдо пареной капусты с соком. «Это все твое», – сказал батюшка. Она начала есть и ощутила такой вкус, который ее несказанно удивил. Потом из расспросов она узнала, что за трапезой не бывает этой пищи, и она была хороша, потому что батюшка сам по молитве своей приготовил такую необыкновенную пищу.

Однажды, когда Прасковья Ивановна работала у источника, к ней батюшка вышел со светлым сияющим лицом и в новом, белом балахончике. Еще издали воскликнул он: «Что я тебе, матушка, принес!» В руках он держал зеленую веточку с фруктами. Сорвав один, он вложил ей в уста, и вкус его был невыразимо приятен и сладок. Затем, вкладывая в уста еще такой же фрукт, он произнес: «Вкуси, матушка, это райская пища!» В то время года еще не могли созреть никакие фрукты.

Мать Ермиония говорила, что, желая отвлечь сестер от скуки, как-то прислал преподобный им мягкое и душистое, вроде теста, и как они поели, так у них тоска и пропала и сердце точно загорелось.

Побеседовав однажды с отцом Василием Садовским о богоугодном житии святых, как они от Господа сподоблялись дарований, чудных явлений, даже посещений Самой Царицы Небесной, старец спросил: «Есть ли у тебя, батюшка, платочек?» Отец Василий ответил, что есть. «Дай его мне!» – сказал батюшка. Разложил его на столе и стал класть из какой-то посудины пригоршнями сухарики в платок, которые были необыкновенно белы. «Вот у меня, батюшка, была Царица, так вот после гостей-то и осталось!» – сказал батюшка. Лицо его до того сделалось божественно при этом и весело, что и выразить невозможно! Он наложил полный платочек и, завязав его крепко-крепко, велел накормить этими сухариками супругу отца Василия и всех сестер.

Преподобный Серафим ел с умеренностью, ограничивал себя в еде – как в ее количестве, так и в разнообразии. Даже находил средства еще больше ужесточить свое и так слишком скудное меню. Он объяснял: «В рассуждении пищи должно наблюдать и то, чтобы не разбирать между снедями вкусными и невкусными. Это дело, свойственное животным, в разумном человеке недостойно похвал. Отказываемся же мы от приятной пищи для того, чтобы усмирить воюющие члены плоти и дать свободу действиям духа».

Дивеевская обитель

 

*Кандия – церковная утварь в форме чаши или глубокого блюда, используемая в качестве трапезных чаш, колокольчиков или чаш для водоосвящения. В греческих и древнерусских монастыряях металлическая кандия использовалась как трапезная чаша, при этом она часто выполняла функции небольшого колокола. Согласно древним уставам, во время трапезы игумен ударом лжицы о край металлической кандии извещал о начале и об окончании трапезы, смене блюд, разрешении пить вино.

Читать также:

«Дети» блаженной Паши Саровской и кукольный мир XIX века

С давних времён в Серафимо-Дивеевской обители находится «небольшой одноэтажный деревянный домик с верандой под железной крышей, стоявший у самых ворот монастырской ограды»1. До 1915 года в нём жила блаженная старица Паша Саровская, ныне прославленная в лике святых Христа ради юродивая Параскева Дивеевская. Этот дом-пустынька, Промыслом Божиим не разрушенный в безбожные годы, сейчас принимает многочисленных гостей […]

Тишина присутствующая

О великом музыканте и дирижере Евгении Александровиче Мравинском (1903–1988) написаны сотни страниц – серьезные музыковедческие труды, вдохновенные эссе, восторженные рецензии. Но ни одно из этих произведений не способно столь же полно представить нам эту выдающуюся личность, как его дневниковые записи. Из них, конечно, можно вычитать какие-то факты, касающиеся музыкальной жизни Советского Союза прошлого столетия. Но […]

Вслед за дивеевскими сестрами – в Саров

Из «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» мы знаем, что сестры первоначальных дивеевских общинок часто бывали у батюшки Серафима. Вновь поступающих он заставлял даже чаще других приходить, чтобы преподать им духовное назидание. В праздник Сретения 1828–1829 годов он приказал сестре Прасковье Ивановне, как только что поступившей в обитель, дважды успеть прийти к нему и возвратиться. Следовательно, ей надо […]