Литургия, как повторение Голгофы и Воскресения, есть исцеление мира, «Пасха нетления ‒ мира спасение». В одной древней молитве это врачевание мира выражено так: «Мы вкушаем Твое Святое Тело, распятое за нас, и пьем Твою животворящую Кровь, пролитую за нас. Да будет Твое Тело источником жизни для нас, а Твоя Кровь да будет нам во оставление грехов. Ради желчи, которую ты пил за нас, избави нас от горечи врага. Принятым Тобою в питии уксусом укрепи нашу немощь. И ради заплевания, которое Ты принял за нас, дай нам вкусить Твоей совершенной жизни. И за терновый венец, полученный Тобой, дай нам получить венец неувядаемый».

Мы все получаем через благодать распятого Христа, открывшего нам тайну Святой Троицы. И возглас священника ‒ как раз об этом: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы (любовь) Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди (да будет) со всеми вами». «Горе (т.е. к небу, к Божественному миру) имеим сердца». Ищите горнего… ‒ говорит апостол, ‒ о горнем помышляйте (Кол. 3, 2).

Возглас священника должен вырвать нас в эти последние минуты перед причастием из нашего «окамененного нечувствия», из нашей духовной глухоты. «Горе сердца» ‒ это последний призыв к богообщению, к его страшной и неизреченной реальности. «Сей хлеб да будет для тебя и пищею, и услаждением, ненасытимыми и неистощимыми. Вино же, которое в сем таинстве воистину есть Кровь Божия, да будет для тебя светом неизреченным, сладостию несказанною, радованием вечным» (прп. Симеон Новый Богослов).

Но «Царство Божие внутрь нас», по слову Христову. Поэтому это «горе» мы тоже должны обретать внутри себя. Говоря как бы от имени Христова, тот же святой пишет: «Когда видишь солнце в воде, самого солнца не видишь, потому что тогда смотришь вниз: так разумей и то, что бывает в тебе; затвори себя самого и старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутрь себя, как солнце в чистой воде».

«Горе ‒ сердца». Но, живя в благодати Церкви, мы можем с дерзновением сказать: «И к земле!» ‒ так как, по слову Златоуста, «таинство сие землю соделывает небом», и не напрасно святые называли Церковь Царством Божиим на земле. Как сказал один человек, «христиане веруют не только в немыслимое небо, но и в немыслимую землю», в святыню земли, «подножие ног Христовых». По существу, вся литургия есть моление о том, чтобы благодать Божия ‒ небесный огонь ‒ сошла с неба на землю. Златоуст пишет: «Священник… совершает продолжительное моление… чтобы благодать, нисшедши на жертву, воспламенила чрез нее души всех…»

«Благодарим Господа», ‒ возглашает священник. «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу…» Во время пения этих слов священник про себя читает молитву, вознося благодарение Богу: «О всех, ихже вемы (о всех, которых знаем) и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас. Благодарим Тя и о службе сей (литургии), юже от рук наших прияти изволил еси, аще и (несмотря на то что) предстоят Тебе тысячи Архангелов и тьмы Ангелов…» И далее священник произносит громко: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще». «Свят, свят, свят Господь Саваоф…» ‒ отвечает хор. «Саваоф» ‒ это Господь небесных воинств. Трижды произносится это слово «свят», а священник во время пения хора читает молитву: «С сими и мы блаженными силами, Владыко Человеколюбче, вопием и глаголем: свят еси и пресвят, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Свят еси и пресвят, и великолепна слава Твоя, Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный. Иже пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же (лучше сказать) Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во Святыя Своя и пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек (сказал)…» И дальше священник говорит громко: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». И, указывая на чашу: «Пиите от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многая изливаемая во оставление грехов». Пейте от нее все ‒ вот призыв Божий к людям.

Человек некий сотвори вечерю… и зва многи… грядите, яко уже готова суть вся… да наполнится дом мой (Лк. 14, 16-18, 23). Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь: закла своя жертвенная, и раствори в чаши своей вино, и уготова свою трапезу: посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаголющи… приидите, ядите мой хлеб, и пиите вино, еже растворих вам: оставите безумие и живи будете (Притч. 9, 1-6). Ибо в «высоком проповедании» святого таинства человек узнает, что «грехов множество не превосходит Бога моего многое долготерпение и человеколюбие крайнее. Но милостию сострастия тепле кающияся и чистиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества Твоего» (молитва ко Причащению). Бог дает человеку все, а ищет от него только любви и покаяния. «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся». Твои нам дары, Господи, хлеб и вино, мы возносим сейчас к Тебе, чтобы Ты преложил их в Тело Твое и Кровь, отдаваемые за всех и за вся. «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молим Ти ся, Боже наш», ‒ поет хор. «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отъими от нас, но обнови нас молящих Ти ся», ‒ молится священнослужитель в алтаре, молится весь храм и преклоняется до земли, так как именно во время пения «Тебе поем», после особой молитвы священника над хлебом и вином, осуществляется великое таинство пресуществления их в Тело и Кровь Христовы.

Об этой минуте литургии так пишет св. Иоанн Златоуст: «Когда священник стоит перед престолом с воздетыми к небу руками, призывая Святого Духа сойти и коснуться Святых Даров, тогда бывает великая тишина».

Священники во время «Тебе поем» так же, как и во время Херувимской, молятся с воздетыми руками. Именно об этом способе моления пишет нам апостол Павел. Именно этот сильнейший способ моления образует из человека распятие, делая его всего как бы крестом. А это особенно нужно на литургии, и особенно в эти минуты совершения таинства Креста. Человек сострадает Владыке своему. Это ‒ тайна любви Творца и твари, так соединенной с Творцом, как тело соединено с головой, ‒ может ли быть изолировано их страдание? Вместе с Господом и Церковь восходит на Голгофу.

У св. Димитрия Ростовского была такая молитва: «Любовию Твоею божественною да уязвлено будет сердце мое, о Боже мой! Да взыщу день и ночь Тебе, Господа моего, да всею душею моею к Тебе присоединен буду; да жегома и палима будет душа моя божественным Твоим желанием; да присно сие имать души моей во утешение, да присно сие имать в тихое пристанище и непреложный покой».

Это соучастие ‒ суть и каждого христианина, и всей Церкви. «Церковь, истинная Невеста Христова… во изгнании основана и чрез апостольскую и мученическую кровь в стены произведеся, и в том основании страдания и скончатися (окончиться) имать», ‒ сказано в «Книге о вере», то есть этим соучастием в страдании и в божественной жизни своего Учителя и закончит она свой исторический путь. Любовь в человеке ‒ это неизреченный сплав божественной радости и человеческой скорби. Вот почему христиане не боятся скорби, если она не мешает любви, вот почему многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22) ‒ в Церковь и небесную, и земную. Путь к воскресению ‒ только через Голгофу. «Вера возводит на крест; нераспятый ‒ не Христов», ‒ пишет епископ Игнатий (Брянчанинов). Есть в литургии то «участие в страданиях Его», о котором говорит Апостол, и есть в ней апостольская устремленность.

Потому-то, наверное, она так коротка и легка, как вздох. «Чашу Мою будете пить и крещением Моим будете креститься…» «Священнодействие… окончено, ‒ пишет Николай Кавасила. ‒ Дары освящены… великое заколение и жертвоприношение, о мире закланное, на освященной Трапезе зрится предлежащее. Ибо хлеб Господня Тела есть… самое всесвятое Владычне Тело… свидетельствовавшее при Понтийском Пилате доброе исповедание, заушенное, досажденное, оплеванное и желчь вкусившее… Жертвование же сие бывает не тогда закалаему Агнцу, но хлебу, претворяющуся в закланного (на Кресте) Агнца».

К Нему все устремление литургии ‒ к Нему, не только закланному, но и воскресшему, и с Собою воскресившему человека. «Жертвоприношение, совершаемое на литургии, ‒ пишет тот же толкователь, ‒ есть не только умилостивительное… но и благодарственное. Какие же суть причины благодарения? Святые! В них Церковь обрела искомое, получила желаемое». В них открылась Церковь Божия, в них осуществилось дело Господне на земле ‒ создание на земле преображенного человечества, создание на земле Царства Божия, в них «не умерла великая мысль», в них в темноте истории создано светоносное Христово Тело, «Соборное Существо». Как поется на Пасху: «Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь, се бо приидоша к тебе, яко богосветлая светила, от запада, и севера, и моря, и востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки».

«Вот лежит искупительная жертва за весь мир. Да дерзаем мы теперь принести молитву за мир и Вселенскую Церковь… Да приступит священник к Богу и молит о прекращении войн и восстаний, о мире, о благословении года, о быстрейшем избавлении от всех зол, личных и общих» ‒ такова была молитва после освящения Даров в древней Антиохийской литургии, И Симеон Солунский пишет: «…потом архиерей молится о всех с дерзновением. Дерзает убо, видя Человеколюбца и Незлобивого, перед собой предлежащего и жертвуемого, и воспевает, и о всех молится, и отшедшия вспоминает, наипаче же девственнорождшую Богоматерь отроковицу, свидетельствуя сим, что через сию жертву мы стали общниками святых и с ними соединились, а они, как имеющие дерзновение к Возлюбившему их и им Любимому, могут и нас Ему примирить и соединить». «Наипаче же…» ‒ эти слова Симеона Солунского соответствуют возгласу священника: «Изрядно (особенно приносим Тебе эту словесную службу) о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии». Она ‒ вершина человеческой святости, и, помянув всех святых, от века послуживших Богу, священник заканчивает свое таинственное воспоминание (моление, благодарение ‒ невозможно точно определить эту «словесную службу») именем Девы и Матери. А после этого он переходит от торжествующей Церкви к Церкви воинствующей и ко всему миру.

«Священнику…весь мир вверен, ‒ говорит св. Иоанн Златоуст, ‒ и он, всем будучи яко отец, приступает тако к Богу, моляся, да везде брани утушатся; смятения прекратятся; мир, благоденствие… даруется». «Еще молим Ти ся, ‒ читает священник про себя большую молитву, ‒ помяни, Господи, святую Твою соборную и апостольскую Церковь». И далее: «…плененныя избави, недугующия исцели, на судищи, и в рудах, и в заточениях, и в горьких работах, и всякой скорби, и нужди, и обстоянии сущих… и любящих нас, и ненавидящих… и вся люди Твоя помяни, Господи Боже наш… И ихже мы не помянухом неведением, или забвением, или множеством имен, Сам помяни, Боже… Сам всем вся буди, ведый коегождо (каждого), и прошения его, дом, и потребу его» (литургия Василия Великого).

В эти минуты моления Церкви о всех, во время пения «Достойно есть яко воистинну…», и каждый из нас должен приучить себя молиться тоже за всех, начиная от своих близких, живых и умерших, любящих и не любящих нас. «Когда молишься, ‒ пишет праведный Иоанн Кронштадтский, и пишет не для подвижников, а для мирян, для нас, ‒ старайся молиться больше за всех, чем за себя одного… молись за всех так, как молишься за себя, ‒ с такою же искренностию и теплотою…» И от него же остались нам такие слова: «Не ленись молиться усердно о других, по прошению их или сам собою…», «Воля Божия (в нас), которая есть любовь ко всем ‒ и ко врагам, и святость наша».

Свою большую молитву священник заканчивает громко поминовением епископов своей Церкви, а певчие отвечают: «И всех и вся». Что это было моление не только о православных, видно из текста той же молитвы литургии Василия Великого: «…малодушныя утеши, расточения собери, прельщеныя обрати и совокупи Святей Твоей соборней и апостольстей Церкви…»

Ответ певчих или, лучше сказать, народа: «И всех и вся» ‒ полон глубокого смысла. Церковь может быть только одна. «Бог один, и Христос один, и вера одна, и надежда одна, и Церковь одна» (св. Киприан Карфагенский). Но «сокровенные связи, соединяющие земную Церковь с остальным человечеством, нам не открыты» (Хомяков). Мы знаем только то, что они существуют, что «хотя без любви ко Христу человек не может быть спасен, но иной, никогда не слышавший о Праведном, поклоняется существу Спасителя нашего» (он же). Это знает Церковь, а поэтому и, утверждая свою единственность, она хранит в себе сверхисповедное сознание всех христиан, всего верующего человечества и всего творения Божия, ожидающего от нее литургического поминовения «и всех и вся». Ведь вся тварь совокупно стенает и мучается доныне (Рим. 8, 22).

«И даждь нам, ‒ возглашает священник, ‒ единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа…» Этим молением о единстве в вере и любви и заканчивается так называемый евхаристический канон ‒ духовный центр литургии. «Таинство жертвы Господней, ‒ пишет св. Киприан, ‒ указывает на христианское единодушие, скрепленное твердою и неразделимою любовию. Ибо когда Господь называет Телом Своим хлеб, составленный из соединения многих зерен, то тем указывает, что народ наш, которого Он принял образ, составляет одно целое; и когда Кровию Своею называет вино, выжатое из виноградных кистей и многих ягод и сдавленное в одно, то тем означает, что и стадо наше также составлено из смешения многих, скрепленных в одно».

«Любовь… есть действие Духа», ‒ говорит преподобный Симеон Новый Богослов. Поэтому-то любовь и есть сущность Церкви как Тела Христа, отдавшего Себя по любви за жизнь мира. В молитве по освящении Святых Даров литургии Василия Великого священник просит: «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие…» Только через благодать Святого Духа мы достигаем этой любви друг ко другу. «Благодать Божия… вдыхает в нас любовь», ‒ говорится в постановлении одного древнего собора. Поэтому хорошо сказал В. Лосский, что благодать ‒ это «дыхание Божие», и, когда дыхание от нас удаляется, удаляется от нас жизнь. Чтобы понять, что в Церкви даже малейшая нелюбовь лишает благодати таинства, приведу рассказ «Патерика» о служении литургии: «Когда приносили клирики (возносили на литургии) Святые Дары в Ските, нисходил как бы орел на просфору Дух Святый, и никто его не видал, кроме клириков. В один день попросил чего–то один из братии у диакона, и говорит тот ему: “Недосуг теперь”. Когда же пошли они на приношение Даров, не сошло подобие орла по обычаю. И сказал пресвитер диакону: “Что это значит, что не сошел орел по обычаю?” И сказал пресвитер диакону: “Поистине или во мне есть прегрешение, или в тебе; отступи от меня немного, и, если сойдет, очевидно будет, что из–за тебя не сходил. А если нет, то ясно будет, что из-за меня не сошел”. И, когда отступил диакон, тотчас сошел орел. И когда окончилась служба, сказал пресвитер диакону: “Скажи мне, что ты сделал?” Он же, объясняя ему, говорил: “Я не сознаю себя согрешившим, кроме разве того, что приходил ко мне брат и просил у меня чего-то, и я отвечал: «Мне недосуг»”. И говорит ему пресвитер: “Поистине ради тебя не сходил орел, потому что ты огорчил брата”. И, пошедши, диакон покаялся перед братом».

«Да соединившеся союзом любви, возможем с дерзновением насладиться предлежащей Трапезой» (св. Герман Патриарх). Благодатная любовь ‒ содержание святости и дверь к Божественным Тайнам. Об этой единственной двери с особой настойчивостью предупреждают святые. «…Великая, страшная, ужасная Жертва (повелевает) нам приступать к ней с совершенным единодушием и пламенною любовью… Трапеза Господня не допускает к себе враждующих друг против друга. Да слышат это посвященные в таинство» (св. Иоанн Златоуст). «Если кто только по наружности, ‒ пишет св. Ириней Лионский, ‒ станет делать приношение (Евхаристии) чисто, правильно и законно, а в душе своей не имеет надлежащего общения к ближнему, ни страха Божия, то, имея внутри грех, он не обманет Бога».

В древней литургии Иакова диакон при вынесении чаши говорил: «Со страхом Божиим и верою и любовию приступите». И сейчас у нас на Преждеосвященной литургии поется: «Верою и любовию приступим». И молитвы наши перед причастием начинаются так: «Божественную же пия Кровь ко общению, первее (прежде всего) примирися тя опечалившим». В сердце перед причастием Тайн не должно быть не только зла на человека, но и «печали» на него или досады, никакого осуждения.

С.И. Фудель

Из его кн.: Записки о литургии и Церкви. М., Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 1996 г.

Фудель Сергей Иосифович (1900-1977 гг.) – православный духовный писатель, философ и публицист – тридцать лет провел в лагерях и ссылках. С 1922 года начался этот долгий путь гонений, страданий и скорби, о котором позже он сказал: «Я не жалуюсь ‒ много светлого было в моей жизни. Слава Богу за все!» С.И. Фудель трижды сидел в тюрьмах, отбывал ссылки вместе со многими крупнейшими церковными деятелями, со многими мучениками. Он впитывал дух тихой, гонимой русской святости, на протяжении всей своей жизни, подобно пчеле собирая ее крупицы на быстро оскудевающих церковных полях. И этим подлинным духом наполнены его сочинения, что делает их столь драгоценными сегодня. Все, что писал Сергей Иосифович, происходило из его собственного духовного опыта и несет в себе свидетельство о духе времени и о Церкви. Для многих встреча с книгами Фуделя стала поворотным событием в жизни, побудив к следованию за Христом. Его труды ‒ это не богословские трактаты, а исповедь, обращенная к сердцам, духовное завещание нам.