Дара прозорливости сподобился батюшка Серафим за свою богоугодную жизнь. Проходя ее святоотеческим путем, он понес тяжелый подвиг, достиг бесстрастия, чистоты сердечной, проникся обильно Божественным светом благодати Святого Духа, преисполнился любовью – и ему открылась воля Божия и о нем самом, и о людях, к нему приходивших, и о монашеских обителях, которые созидались по его благословению.

Про Дивеево преподобный Серафим говорил, что ни одного камушка по своей воле не поставил на этой земле, а только то, на что Царица Небесная наставить его изволила. По Ее указанию к Казанской церкви были пристроены церкви Рождества Христова и Рождества Богородицы, была выкопана святая Канавка и начала благоустраиваться Мельничная община: и кельи в ней в два ряда были поставлены, и мельница-питательница выстроена. Место, где была заложена мельница, преподобный Серафим, находясь в Саровской пустыни, за три года до ее строительства с невероятной точностью описал Михаилу Васильевичу Мантурову: «Ступай ты, батюшка, в Дивеево; как придешь, стань там напротив самого среднего алтарного окна Казанской церкви, отсчитай столько-то шагов (число забыто), и как отсчитаешь их, батюшка, тут будет межка; вот от нее ты еще, батюшка, отсчитай столько-то шагов (число забыто), и придет пахотная земля; потом отсчитай еще столько-то шагов (число забыто), и придет луговина; тут как придешь, по глазомеру рассчитай, батюшка, где придется самая срединка, да в срединке-то самой этот колышек и вбей, чтобы хоть немного, а видно бы его было».

Поехал Михаил Васильевич в Дивеево и, очутившись на указанном батюшкой заглазно месте, пришел просто в ужас от удивления. Это было только поле, и все его шаги сошлись с батюшкиными размерами. Мантуров исполнил все в точности и вбил колышек в назначенном месте. Когда Михаил Васильевич вернулся с докладом к батюшке, то он молча поклонился в ноги Мантурову и был необыкновенно радостен и весел. Целый год отец Серафим ничего не вспоминал о колышке и отмеренном поле в Дивееве, так что Михаил Васильевич решил, что он и забыл уже про это. Но вдруг батюшка, потребовав Михаила Васильевича к себе, дал ему на этот раз уже четыре небольших колышка; перекрестившись, поцеловал их, и заставил Мантурова сделать то же, поклонился ему в ноги и сказал: «Теперь, батюшка, сходи опять туда же в Дивеево, на то место, где, помнишь, ты в прошлый год вбил колышек, и там, по равному же размеру, по четырем углам, около большого-то колышка, и вбей эти четыре; а чтобы как-либо не затерялись они, батюшка, ты возьми камешков, да и положи на них по кучке, чтобы после не спутаться, а заметно бы место их было!» Исполнив все в точности, Мантуров вернулся с докладом к батюшке. Отец Серафим опять молча, но весело и радостно встретил его и поклонился ему в ноги. Терялся Михаил Васильевич в догадках, что это все значило и что должно совершиться, а спросить не осмеливался. Наконец в 1826 году на этом самом месте возникла мельница – питательница дивеевских сирот.

Таких случаев прозорливости святого старца было множество. Он точно назвал место расположения Троицкого собора и заповедовал М.В. Мантурову эту землю хранить, несмотря ни на какие обстоятельства, и никому никогда не продавать. Елене Васильевне говорил: «Во, матушка, радость-то нам какая! Собор-то у нас какой будет, матушка! Собор-то какой! Диво!» Евдокии Ефремовне пояснял в том же духе: «И какая радость-то будет, но мы не доживем, и я не доживу, как собор-то у нас пятиглавый будет! Только и ты, матушка, не узришь, как это совершится! А будет-то он в средине двух церквей, против Казанской церкви, а тут напротив нее будут святые врата, и какая радость-то будет, какая радость-то будет!» Когда через десятилетия, в 1848 году, встал вопрос о строительстве собора, рассматривали несколько площадок в разных местах, за Дивеевом и в Дивееве, и наконец основали на том месте, которое было указано преподобным Серафимом.

Отец Серафим, по свидетельству многих лиц, говорил о будущем Дивеева, заповедуя всегда служить в Казанской церкви и никогда не называть ее приходской, так как в будущем она присоединится к монастырю и будет теплым, зимним собором обители. Он предрекал, что со временем, по Божиему изволению, должны в обители почивать открытыми святые мощи матери Александры.

Батюшка говорил Мантуровым, отцу Василию и многим сестрам: «Еще не было и нет примеров, чтобы были женские лавры, а у меня, убогого Серафима, будет в Дивееве лавра, – сказал батюшка. – Лавра-то будет кругом, то есть за канавкой, в обители матушки Александры, потому что как она была вдова, то у ней могут жить в обители и вдовы, и жены, и девицы, а киновия будет только в канавке, и так как я, убогий Серафим, был девственник, то и в обители моей будут одни лишь девицы. Выстроится большой, холодный собор, и будет и теплый. Эта Казанская церковь и место все будет монастырское, прихожанам дадут другое место, а так Казанская церковь, как есть, и Рождественская, как есть, останутся как бы в центре, а кругом нее еще много места захватят приделами другими, и из нее большой теплый собор выйдет, и большая это будет пристройка наподобие Иерусалимского храма. С левой стороны Рождественской церкви будет непременно придел во имя Михаила Архангела. Каменная ограда как есть, так и останется, только Казанская церковь войдет в ограду, и стена продолжится вплоть до берега, где пройдет немного берегом, пойдет к западу, и тут, как раз против дома Мишеньки (Михаила Васильевича Мантурова), выстроится колокольня, и будут под ней святые ворота. Кругом обоих соборов будут каменные корпуса в следующем порядке. С юга, против собора Святой Троицы будет корпус треугольником; в этом корпусе одна из царского роду жить будет, батюшка. С севера собора Святой Троицы, напротив его, точно такой же треугольником корпус, должен быть трапезой. Возле жилого треугольного корпуса с юга же корпус начальнический, правильным продолговатым четырехугольником. Напротив его с севера точно таким же правильным продольным четырехугольником должен быть корпус клиросный. С юга против Казанского собора, рядом с начальническим корпусом, такой же продольный четырехугольный корпус – просто жилой. С севера против Казанского собора и напротив жилого такой же точно продольный четырехугольный корпус, и тоже просто жилой. Опять с одной стороны корпус правильным треугольником, которого половина будет окнами в ограду; это будет жилая монастырская половина, а другая, отделенная стеной, окнами наружу, за ограду, будет служить гостиницей. С другой стороны напротив точно такой же треугольный корпус, разделенный надвое и для того же употребления. Вот так-то у нас все и устроится, батюшка, и лавра, и киновия у убогого Серафима в обители-то будет!» И даже собственноручно нарисовал план будущей Дивеевской лавры, а на нем – сооружения, которые есть, которые были и которые будут – всего около двадцати пяти объектов.

Ксении Васильевне батюшка говорил: «Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет, все будет у Ней! Вот Она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их. Потом благословила Матерь-то Божия и церковь им свою выстроить, матушка! Вот, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет!» А когда Ксения Васильевна засомневалась в его предсказаниях, сказал: «Ведь вот ты какая! Говоришь, что любишь меня, а усумнилась и не веришь убогому Серафиму! Поверь, поверь мне, матушка, все это совершится!»

И про кельи каменные говорил батюшка сестрам. И о том, как много сестер здесь соберется, оставила свои воспоминания Екатерина Матвеевна, говорившая, что триста монахинь да пятьсот белиц будет в Дивееве. «Ну, не прозорлив ли батюшка-то; кто бы мог подумать тогда, а ведь вот и вправду дожила я до того, что уже восемьсот человек стало у нас сестер-то», – восклицала старица.

Особенно много предсказаний об обители было сделано преподобной Марфе. В один летний день привела она Устинью Ивановну к Казанской церкви и, показывая на все это место, сказала: «Вот помните, церковь эта будет наша, приходская же церковь будет выстроена на другом месте, при ней построится и духовенство прихожан. Здесь же, говорил батюшка Серафим, будет лавра, а где канавка – там киновия. Церковь ваша кладбищенская будет во имя Преображения Господня». Матушка Марфа возразила ему: «Батюшка, кажется, на кладбищах более бывают церкви во имя Всех святых?» А батюшка ответил, что престол Всех святых будет ранее этого устроен. Еще батюшка сказал преподобной Марфе: «Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно вам, мог бы и золу превратить в злато, но не хочу. У вас многое не умножится, а малое не умалится. В последнее же время будет у вас изобилие во всем, но тогда уже будет всему конец.

По его предсказанию, в конце времен монастырь должен распространиться до самого высокого берега речки Вичкинзы, в ограду войдут Казанская церковь и дома приходского духовенства. Поэтому каменная ограда, окружавшая монастырь, была поставлена только с севера, востока и юга, а с запада стоял лишь деревянный забор.

Речь у преподобного Серафима была образная, и нередко его предсказания носили иносказательный или метафорический характер. Так и воспринимались всегда слова, сказанные и трижды повторенные им отцу Василию Садовскому: «Ведь Саров-то только рукав, а Дивеево-то – целая шуба!»

Можно было подумать, что сравнивая Дивеево с шубой, батюшка имеет в виду значение Дивеева, которое будет украшать и согревать Россию.

Но вот интересное наблюдение архитектора Серафимо-Дивеевского монастыря Ольги Листопадовой, которая разглядывая снимки Сарова и Дивеева, сделанные из космоса, на самом деле увидела в дивеевском силуэте очертание полочки верхней одежды с приспущенной проймой, но без рукава, а рукавом, который идеально подходит к этой пройме, является контур Саровской пустыни.

Для батюшки не существовало тайн, он видел все: и настоящее, и прошлое, и будущее.

Дивеевская обитель