Беседа с настоятелем храма Великомученика Георгия Победоносца в подмосковном поселке Нахабино иереем Павлом Островским

Батюшка, какое время года у вас любимое? 

Лето. Не люблю холод во всех отношениях.

Вы легко сходитесь с людьми?

Я к этому не прикладываю вообще никаких усилий, что может говорить о некоем даровании от Бога. Как говорил апостол Павел, если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую (1 Кор 9, 16). Это очень ответственно, потому что за Божий дар, который дается нам без всякого подвига, мы должны будем дать отчет, мы должны что-то на этом построить.

– Безответственность – это проблема современного мира?

– Если взять сегодня человека даже, предположим, пятидесятилетнего возраста и спросить у него, что в его понимании добро, а что зло, почему не надо врать, почему не надо завидовать, то ответ чаще всего будет очень наивный. Взрослый человек ответа для себя точного на эти вопросы не имеет. И это происходит потому, что он тоже в большинстве своем не получил никакого воспитания от родителей. Не хочется родителей ни в чем укорять, потому что и они, в свою очередь, к сожалению, тоже много чего не получили от своих родителей. Люди растут в бесстержневой, безрамочной атмосфере. Утеряны обычаи, нарушена иерархичность жизни, те внешние рамки, в которых как раз и прорастают ростки ответственности. Прежде было иначе. Если дружба существовала, то ее понимание не размывалось. Если создавалась семья, то супруги несли ответственность за нее. Если происходил выбор профессии, то человек хранил верность избранному пути.

Поэтому вы и сказали в одном из интервью, что люди сейчас – беспризорные?

В первые годы священства я посещал социальный реабилитационный центр для несовершеннолетних. Это были беспризорные дети, и я с ними много времени проводил, хотелось хоть как-то возместить им утрату родительского тепла, братского тепла, семейного тепла. По обстоятельствам их жизни не приходилось от них ждать, что они будут знать какие-то основы нравственности – что такое добро и что такое зло и так далее. Это надо было в них вкладывать. Но когда речь идет о людях, которые имеют семьи, когда у пятнадцатилетних подростков есть папа и мама или только мама или папа, то тут бывает обоснованная надежда, что им все должны были рассказать родители. Но что происходит на самом деле? Я провел сотни факультативных встреч со студентами, на которых мы общаемся очень откровенно, потому что они вопросы пишут анонимно и могут высказывать все, что хотят. И приходишь к такому грустному выводу, что ребята, которые имеют родителей, являются абсолютными беспризорниками. Потому что родительское тепло, личный пример и нравственные основы, которые должны были закладываться родителями, полностью отсутствуют.

Святитель Иоанн Златоуст как-то сказал о том, что одна из функций или одна из задач священства – это усыновление людей. Вы согласны с этой мыслью?

Священник, конечно же, должен относится к людям как к своим детям, это выражается в принципе «не навреди», в огромном снисхождении, в огромной любви к людям. Мне очень грустно сознавать, что, когда я уже был в священническом сане, мимо меня прошло много людей, прежде чем я понял, что к некоторым из них отношусь не так, как бы я отнесся к своей дочери или к своему сыну. К своим детям я снизошел бы, а к этим людям почему-то не снизошел. Почему-то сказал им как-то слишком строго или стал их укорять. И когда это осознание пришло, я, с одной стороны, порадовался, потому что все сразу на свои места встало. А с другой стороны, огорчился, потому что, может, кто-то и пострадал по моей вине. Теперь если я сам замечаю за собой излишнюю требовательность, я укоряю себя и говорю: «Отец Павел, что это ты такой строгий? А ты бы хотел, чтобы с тобой так Бог поступил?»

Соцсети, в которых вы очень активны, что-то открыли для вас дополнительное в людях, новое?

Соцсети вообще ничего не могут открыть ни о ком, потому что это некий ложный мир, одна большая-большая иллюзия, реального общения там нет. Вот мы с вами сейчас беседуем и общаемся, но мы можем даже молчать – и это будет общение. Потому что нам интересно не только высказаться, нам интересно услышать друг друга, мы не актерствуем, мы искренни. А в соцсетях ничего этого нет. Пять человек могут сидеть дома, держа в руках телефоны, они могли бы вместе общаться, вместе гулять, но реально есть пять одиночеств.

Я открываю для себя людей, когда лично с ними общаюсь, я понимаю, что этот человек близок мне, этот не близок. Но я много раз разочаровывался именно по той причине, что, общаясь с человеком через социальные сети, строил какие-то иллюзии насчет него, думал, что он очень ответственный, талантливый и так далее. А когда в жизни приходилось уже вместе трудиться, вдруг оказывалось, что все совершенно не так. И, наоборот, когда казалось, что человек вредный, дотошный, что за все цепляется, в жизни он оказывался очень даже милым, работоспособным, хорошим.

Я использую соцсети не для общения, которого там быть не может, а для миссионерских целей, чтобы привести людей в церковь – в реальную, а не виртуальную жизнь. Апостол Иоанн Богослов в одном из своих посланий как раз писал об этом: «Многое, <многое> имею писать вам, но не хочу на бумаге чернилами, а надеюсь прийти к вам и говорить устами к устам, чтобы радость ваша была полна» (Ин. 2, 1, 12). То есть полнота общения, радость общения бывает, когда мы общаемся уста в уста, глаза в глаза, когда мы друг друга слышим.

Надо прямо сказать, что в интернете информационный фон церковный негативный: люди ничего не знают о Церкви, но думают о ней плохо. И, соответственно, наше присутствие там, конечно, располагает людей к Церкви. Собственно, именно для миссии, а не для катехизации мы ведем соцсети. Поясню, что миссия – для тех, кто не признает авторитет Церкви и Библии, а катехизация – для тех, кто признает авторитет Церкви и Библии.

В социальные сети, мне кажется, и нужно выходить именно только ради миссии. Как апостолы шли на рыночные площади, так и мы должны идти туда, где находятся люди, не знающие о Церкви. И когда люди пишут, что они впервые исповедовались и воцерковились, благодаря тому что услышали и прочитали в наших соцсетях, то это – реальные миссионерские плоды, единственное, ради чего мы приходим в соцсети.

А те, кто признают авторитет Церкви и Библии, должны идти в церковь и читать Священное Писание. Потому что, когда воцерковленный человек тратит свободное время не на реальную жизнь, а на то, чтобы посидеть за телефоном, – это грех.

Это большая болезнь. Представьте, что человек будет изучать правила дорожного движения через прямые эфиры в Инстаграме, а не на практике. Нет, нормальный человек идет в автошколу и полгода там учится.

Откуда у человека эта умудренность появляется?

Смертная память умудряет человека, вот это осознание, что мы можем интервью с вами не закончить – и уже предстать перед Богом. По-моему, в Екклесиасте написано, что, когда ты что-то начинаешь делать, надо всегда помнить о конце. Тогда бывает реальная жизнь, а не игра.

Мне кажется, люди путают мудрость с рассудительностью. Рассудительность – это когда ты понимаешь, что здесь жизнь временная, а там – вечная, когда понимаешь, что в вечности ты можешь блаженствовать только в том случае, если будет взаимная любовь с Богом. Что Бог тебя любит – это и так понятно, в это я верую. Но важно понять, что если я не буду любить Бога в ответ, то не смогу блаженствовать; значит надо успеть Бога здесь полюбить, а для этого приходится прикладывать какие-то усилия. Надо Бога узнать. Невозможно любить Бога, которого ты не знаешь. Поэтому сначала нужно Его узнать, понять Его. Простить Его еще надо, потому что на Бога мы все обижены обычно. Когда у тебя испытание, потом второе, да еще несправедливые какие-нибудь испытания идут, потом третье – и вдруг на четвертом ты начинаешь возмущаться: «Господи, за что?» И с твоей точки зрения вдруг оказывается, что Бог-то, оказывается, не такой уж и добрый. То есть оказывается, что ты и терпеть-то ничего не можешь.

Я могу понять, откуда появлялась мудрость у святых. Ведь если человек на самом деле молитвенник, если он, правда, постник, по-настоящему любит Бога и ближних, он этим преисполняется, и преизбыток – это и есть мудрость, которую замечали люди. Ни один из святых не считал себя мудрым, никто из них не хотел быть учителем. Просто если батюшка Серафим что-нибудь говорил – все было мудростью, все – любовью, все – радостью, потому что он был преисполнен этим. А у нас чаще всего это игра. Где-то что-то прочитал умное и потом с умным видом это декларируешь.

Священник чем-то отличается от обычного человека?

Священнику открыт доступ к престолу, он священнодействует литургию, Господь дает ему благодать священства. Это – источник сил, это – источник радости. По субботам я исповедываю около пяти часов – и сил хватает на всех, потому что действует благодать священства. Именно этим священник отличается, что над ним совершено таинство священства. Ничем другим больше не отличается, такой же грешник, и только единственное, что его должно постоянно настораживать, – это сознание, что спрос с него будет больше.

В вашей семье пять священников. Это помогает вам в служении, ведь есть возможность обсудить какие-то дела, обменяться опытом?

Мой отец, мой старший брат епископ, моя мама – для меня главные учителя и критики, причем, критики строгие. Чтобы от мамы услышать: «Ты такой мудрый!» – это нереально. Тем более, что мама образованней меня, и она всегда, наоборот, скажет: «Знаешь, отец Павел, ты неправ, вообще-то все не так». Это приятно, потому что я понимаю, что мама меня точно любит и говорит так именно потому, что хочет, чтобы я был лучше и был добрым.

Есть такое впечатление, что в современном обществе как-то снижается статус священства. В прежние времена невозможно было представить себе, чтобы к священнику обращались на «ты», чтобы сидели в его присутствии…

Апостол Павел советует: «Будьте доброжелательны друг к другу с нежностью». Причем, он перед этим говорит: «Умоляю вас». Если мы будем доброжелательны, если мы будем обходительны, как пишет апостол Павел, если будем с нежностью относиться друг другу, то и люди будут относиться к нам с почтением, уважением и так далее. Я бы больше смотрел за тем, как мы себя ведем. Я знаю много батюшек, вокруг которых в храме много подростков. Вроде, и разговаривают они сложным, высоким для подростков языком. Но я смотрю, как они служат. Они истово все делают, именно служат Богу. Они понимают, что Бог – это Царь, и служат Царю. И это воодушевляет. Может, подростку не очень будет понятен апостол Павел, но ему понятно, как ты крестишься, как ты кланяешься, как ты ведешь себя в алтаре, в храме.

Прекрасный человек – это какой человек?

Настоящий христианин, который любит так, как говорил апостол, – это прекрасный человек. У него взгляд прекрасный, улыбка прекрасна, его движения прекрасны, очень осторожны, деликатны. Это видно даже в том, как он Библию открывает, для него это очень дорогая книга. Иногда, знаете, бабушку какую-нибудь встретишь – и видно, что она, прямо, лучится, светится этой любовью. Ей другие прихожанки говорят: «Баб Насть, да отстань ты!» А она… Она их тоже любит. И умирает такая бабушка – полный храм народу прощаться с ней приходит.

«Дивеевская обитель»